Книга Крестики-нолики - Иэн Рэнкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 51
Внизу, по-видимому, собралось довольно много народу, но наверху, во тьме заброшенного балкона, не было никого, кроме Ребуса и пожилой четы. Потом он услышал, как в проходе между рядами стучат каблуки. На мгновение шаги затихли, и Ребус, вынужденный поднять голову, увидел, что ему улыбается высокая крупная женщина.
– Не будете возражать, если я здесь сяду? – спросила она. – Вы ведь никого не ждете?
В ее взгляде сквозила надежда. Ребус, вежливо привстав, покачал головой.
– Я так и думала, – сказала она, садясь рядом.
Он улыбнулся в полутьме и внезапно припомнил неестественно застывшую, смущенную улыбку Майкла. Неужели его привела в такое замешательство встреча со старшим братом? Нет, тому наверняка была более серьезная причина. Майкл улыбался как мелкий воришка, в который раз попавшийся с поличным. Необходимо поговорить с ним, расспросить, что происходит.
– Я часто хожу сюда играть в бинго. Но сегодня тут, по-моему, тоже будет весело. После того как умер мой муж, – многозначительная пауза,- мне не сидится дома, хочется куда-нибудь выбраться. Наверное, со многими так бывает, правда? Вот я и решила пойти сюда. Не знаю, что заставило меня подняться наверх. Судьба, наверно. – Ее улыбка стала еще шире. Ребус улыбнулся в ответ.
Ей было за сорок. Некоторый перебор косметики и духов, но сохранилась неплохо. Болтала она так, точно много дней ни с кем не разговаривала, точно ей важно было доказать, что она еще не потеряла дар речи и не разучилась внятно объясняться. Ребусу стало жаль ее. У него было что-то общее с этой женщиной – одиночество, быть может? – совсем немного, но было.
– А вы как здесь оказались? – Она пыталась втянуть его в разговор.
– Пришел на представление, как и вы. – Он не решился сказать, что гипнотизер его брат. Неизвестно, как она на это отреагирует.
– Вам нравятся такие зрелища?
– Мне раньше не доводилось на них бывать.
– Мне тоже. – Она опять улыбнулась, на сей раз заговорщически, почти уверенная, что они понимают друг друга. К счастью, начали гаснуть последние светильники, а на сцене появилось световое пятно. Объявили начало представления. Женщина открыла сумочку и достала шуршащий пакетик леденцов. Один она предложила Ребусу.
К своему удивлению, Ребус обнаружил, что представление ему нравится – правда, далеко не в такой степени, как сидящей рядом женщине. Она покатывалась со смеху, когда доброволец из публики, оставив на сцене брюки, делал вид, будто плавает взад и вперед в проходах между рядами. Другого «подопытного кролика» Майкл заставил поверить в то, что тот голоден как волк. Какую-то даму убедил, что она профессиональная стриптизерша, а еще одного человека попросту погрузил в сон.
По-прежнему с удовольствием наблюдая за представлением, Ребус и сам начал клевать носом. Он слишком много выпил, слишком мало спал, и в теплой, тяжелой темноте зрительного зала его развезло. Разбудили его лишь заключительные аплодисменты публики. Майкл, обливавшийся потом в своем сверкающем концертном костюме, наслаждался аплодисментами, как наркоман долгожданной дозой, и еще раз вышел раскланиваться, когда почти все зрители уже покидали свои места. Джону он сказал, что сразу после выступления должен ехать домой: сегодня они уже не увидятся, но как-нибудь он позвонит и выслушает мнение брата о своей работе.
А Джон Ребус почти все проспал.
Зато он почувствовал себя отдохнувшим и бодрым и неожиданно для себя принял предложение надушенной женщины выпить «на посошок» в местном баре. Из клуба они вышли под ручку, с довольными лицами. Ребус чувствовал себя так непринужденно, словно вновь превратился в ребенка. Эта женщина и вправду обращалась с Ребусом как с сыном, и он был даже рад, что с ним кто-то нянчится. Последний стаканчик – и домой. Только один стаканчик.
Джим Стивенс смотрел, как они выходят из клуба. Очень, очень странно. К брату Ребус больше не подошел, к тому же с ним была женщина. Что все это значит? Пока ему ясно одно: следует выбрать подходящий момент и рассказать обо всем Джилл. Улыбнувшись, Стивенс присовокупил увиденное к своей коллекции двусмысленных ситуаций, в какие частенько попадают наши ближние. Он хорошо потрудился, сегодня он многое узнал.
Где же в этот вечер материнская любовь обернулась физической близостью? Быть может, в том пабе, где ее покрытые красным лаком ногти впились ему в бедро? На улице, на освежающем ветерке, когда он обхватил ее руками за шею в безуспешной попытке поцеловать? Или здесь, в ее душной квартире, сохранившей следы пребывания ее мужа, где Ребус и она лежат поперек старого канапе и лобызаются?
Не важно. Поздно о чем-то сожалеть… или, напротив, еще рано? Поэтому он плетется за ней, когда она удаляется в свою спальню. Бросается на громадную двуспальную кровать, накрытую толстыми стегаными одеялами. Смотрит, как она раздевается в темноте. Кровать напоминает ту, на которой он спал в детстве, спасаясь от холода лишь грелкой да горами колючих шерстяных и ватных одеял. Их было так много, что он уставал от их тяжести.
Впрочем, и это не важно.
Ребуса не очень привлекали ее пышные формы, и он вынужден был напомнить себе, что ведь именно этого он хотел – держать в объятиях женщину. Ее увядшая грудь напомнила ему о ночах с Роной. Ноги у нее были толстоватые, не то что у Джилл, а лицо осунулось от бурно прожитой жизни. Но она была здесь, рядом с ним, и он искренне старался доставить удовольствие и себе и ей. Вот только одеяла давили так тяжело, заставляя его чувствовать себя униженным, обманутым, изолированным от всего мира. Он боролся с этим чувством, боролся с воспоминанием о том, как они с Гордоном Ривом маялись в одиночных камерах, слушая крики тех, кто сидел по соседству, но выдержали, все выдержали и наконец встретились вновь. Победив. Проиграв. Проиграв все. Сердце у него колотилось в унисон с ее стонами, но тут вдруг в живот ему, словно полицейской дубинкой, ударило первой волной нестерпимого отвращения, а его руки сомкнулись внизу на омерзительно мягком, податливом горле. Стоны перешли в истошное кошачье подвывание. Его пальцы слегка сдавили горло, царапая простыню. Его посадили под замок, а ключ выбросили. Его подталкивали к смерти, травили ядами. Он не должен был остаться в живых. Он должен был умереть еще тогда, в тех зловонных камерах-стойлах, в камерах с автоматическими шлангами и непрерывными допросами. Но он выжил. Он выжил. И вот он кончал.
Он один… совсем один…
И этот крик…
Крик…
Едва успев осознать, происходящее, Ребус разжал руки, и в этот миг в его голове взорвалась нестерпимая, жгучая боль. Он повалился на задыхающуюся женщину, и над ним сомкнулась тьма полной потери сознания.
Очнулся он в комнате с белыми стенами. Она очень напоминала ту больничную палату, в которой он пришел в себя после нервного срыва, много лет назад. Снаружи доносились приглушенные голоса. Он приподнялся, чувствуя, как кровь стучит у него в висках. Что произошло? Господи, та женщина, та несчастная женщина! Он пытался ее убить! Пьяный, в стельку пьяный. Боже милостивый, он же пытался ее задушить! Ради всего святого, зачем он это делал? Зачем?
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 51
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Крестики-нолики - Иэн Рэнкин», после закрытия браузера.