ему. — Понсонби знатного рода, с сильным положением. Все знают, что сестра виконта является супругой действующего премьер-министра. Что ему Кавендиши? Сегодня ничего, но завтра могут быть неприятности. Ни один политик не пойдёт на такой риск понапрасну. Да и деньги хорошие, почти двести тысяч рублей серебром. За какие-то две глыбы из камня. Виконт хочет не просто продать их герцогу за кучу золота, но хочет оставить всё так, чтобы история их появления в Англии обросла легендой. Русский посол против поста Англии разыгрывают древние египетские статуи. Такое джентльменам понравится. Их установят где-нибудь в Лондоне или поместье герцога, и всем станут рассказывать откуда и как они взялись. Ловко. Понсонби выиграл у русского посла! Ах, ведь ещё и Франция. Да-да, смешной король пожалел денег и настоящее богатство досталось Англии. Русские хотели себе, но проиграли. Ух ты, чёрт какой. Завертел историю как в романе вокруг кусков гранита. Учись, Апполинарий, учись. Что если Понсонби проиграет? Тогда ничего. Нет статуй и глаза ничего не мозолит. А герцогу напишет, мол, так и так, хотел вам предоставить обоих, не имел выбора. Фортуна не улыбнулась. Денег жаль, конечно, но виконт не бедствует. Красиво.»
— Тогда мне не остаётся ничего иного, как сделать всё, что в моих силах, для вашего поражения, виконт.
* * *
— Ну так чего они нарешали? — шёпотом спросил Степан у Пушкина, когда Бутенёв с виконтом встали и пожали друг другу руки.
Тот изумленно поглядел на него.
— Ах, ты ведь не знаешь французского! — дошло до поэта. — Сыграют в шахматы.
— Какие шахматы?
— Обыкновенные. Две партии, разными цветами. В случае ничьей играют третью.
— Погодите! Александр Сергеевич! Какие ещё шахматы? — растерялся Степан. — Мы тут кровопролития ждали, а не фигурки переставлять! Скажите хоть вы, Пётр Романович!
— Гм.
— Спасибо. Так вот, какие шахматы? И для чего мы здесь толпой?
— В качестве свидетелей. — пожал плечами Пушкин.
— Ну нет, я так не играю. — расстроился граф, не считая нужным скрывать это. — Лучше бы в биллиард разыграли, шары покатали. Всё веселее смотреть. Или постреляли по мишеням. Да хоть друг в друга. Можно ещё на кулаках всё выяснить. Скачки устроить. На сфинксах. Кто быстрее. Тьфу! Шахматы!
— Степан, ты не дома. — покраснел поэт.
— Апполинарий Петрович играть хотя бы умеет? — уныло отозвался Степан.
— Очень сильный игрок.
— Ох, ваше превосходительство, вашими устами да мед пить.
— С чего бы тебе сомневаться? — нахмурился Пушкин.
— Видел я как в шахматы играют…многие здесь. Признаюсь — впечатлен. Кстати! — осенило графа. — А секунданты будут?
— Само собой. Мы и будем.
— Секунданты могут участвовать? Это как дуэль? Подсказывать чем ходить? Лошадью, к примеру. Или слоном.
— Ваше сиятельство, вы удивительно раздражительны. — пришёл на выручку поэту Безобразов. — Прошу вас держать себя в руках.
— Да вам самому хочется шарахнуть кому-нибудь, Пётр Романович. — огрызнулся Степан, но умолк.
Тем временем, к началу состязания всё было готово. Слуги принесли специальный столик с замечательным резным набором для игры. Вокруг расставили стулья.
Бросили жребий. Начинать белыми выпало Бутенёву.
Апполинарий действовал уверенно, и быстро захватил инициативу к вящему удовольствию своих болельщиков, за одним исключением.
«Он что — идиот? — думал Степан. — Четыре пешки в ряд куда идут? Вы македонскую фалангу строить планируете, господин посол?»
Играли, на его взгляд, странно. Оба противника норовили поставить рядом друг к дружке коней, офицеров и ладьи, как будто так и надо, старались не допускать разрыва линий пешек, а ферзей держали около королей.
«Обоих бы урыл как детей, — злился Степан, поняв, что игроки воспринимают шахматы как игровой аналог военных действий, — ещё и без часов! Время не ограничено, как понимаю. Великолепно. Если проигрываешь, то можно взять месяц-другой на раздумья? Удобно. Или ограничено? О, прекрасно, теперь оба накинулись на левый фланг противника. Всё по науке! Косая атака Фридриха в действии. Александр Македонский при Арбеллах. Лучше бы в шашки сели, Ганнибалы доморощенные. Или в "Чапаева».
Бутенёв сдался.
«Что⁈ Почему⁈ — пронеслось в голове у Степана. — Зевнул коня, что с того? Играть дальше религия не позволяет? Перфекционизм нарушен?»
— Не огорчайтесь, Апполинарий Петрович, не всё потеряно. — поддерживал Безобразов расстроенного посла. Тот пользовался паузой между партиями для обретения утеряного спокойствия.
— Виконт играет чрезвычайно сильно, — признался Бутенёв, — вскрыл мои планы словно доклад получил от разведки.
— Вы о том коне, Апполинарий Петрович? — возник рядом Степан. — Он что, засадный полк в Куликовской битве изображал?
— Вы тоже догадались, ваше сиятельство? — изумился Бутенёв.
— Конечно! — с самым серьезным видом подтвердил граф. — Как вы его туда поставили, так и подумал сразу. Не иначе, Апполинарий Петрович засаду замыслил. В дубраве. А тут вылазка драгун всё испортила. Пришлось сдаваться, нечего поделать. Как без засады воевать?
— Вы помогли бы лучше, подсказали чего, — заметил Безобразов, — зубоскалить любой горазд.
— Устройте Канны этому пунийцу. Тут важно сперва окружить все его фигуры, а уж опосля…
— Всё вам шутки шутить, ваше сиятельство, — Бутенёв промокнул платком испарину, — а я, право, не знаю как быть.
— Даже не знаю, что можно подсказать, — покачал головой граф, — попытайтесь вообразить себя Цезарем. Помните — чтобы победу одержать, нужно поставить своих солдат в безвыходное положение. Победить или умереть. Только так.
Во второй партии Бутенёв отыгрался.
— Сработало, ваше сиятельство, сработало! — тоном горячей благодарности шептал Апполинарий вернувшись к своим. — Всё как вы советовали. Он бросился словно Помпей на мой фланг! Со стороны могло казаться, что фланг разбит. Но я пересчитал фигуры, понял, что вязнет супостат. Тут и начал общую атаку по фронту. Полная победа!
— Викторией вас
