там нужны люди, и приличные заработки. Так что заскочу к родителям, а от них прямо туда. Глядишь, чего получится. Чем черт не шутит?
— Верное решение, — погасил окурок Алексей. — Я бы тоже так сделал.
Потом они отправились спать. За окнами казармы бушевала вьюга, где-то дребезжало стекло, тоскливо выл ветер.
В первых числах января, после работы, Орлова вызвали в кабинет начальника отряда, который сообщил, что к нему приехали.
«Неужели мама? — возникла мысль. — А писала, что к лету».
Находившийся там же ДПНК приказал одеться и сопроводил заключенного в отдельно стоящее в углу жилой зоны одноэтажное кирпичное здание, огражденное колючей проволокой. Внутри оно походило на гостиницу, со шторами на окнах, несколькими чеканками на стенах и десятком окрашенных слоновкой, аккуратно пронумерованных дверей. Пройдя коридором, остановились у последней.
— Тебе сюда, — указал пальцем майор и заскрипел ботинками обратно.
Алексей толкнул дверь, переступил порог комнаты. Она была средних размеров, с двумя застеленными кроватями, столом со стульями посередине и платяным шкафом.
От окна в морозных разводах обернулся человек. Это был Увалов.
— Ну, здорово, Леш, — прошел вперед и облапил Орлова.
— Здорово, Толя, — улыбнулся тот. — Какими судьбами?
— На свидание к тебе. С рождественскими гостинцами и новостями.
— Новости — это хорошо, послушаю.
— Так, ты сначала снимай шапку и бушлат да запри дверь, а я пока организую пожрать. Времени у нас навалом.
Через несколько минут они сидели за столом, на который приятель из спортивной сумки поочередно выложил колбасную, сырную и рыбную нарезки, такой же, в фольге, дарницкий, банку корнишонов и пакет абхазских мандаринов.
— А теперь главное, — расстегнув стильный пиджак, достал из бокового кармана плоскую мельхиоровую фляжку. Снял с нее колпачок, набулькал доверху и протянул Орлову.
— Ну, за Новый год и встречу! — Фляжка звякнула в колпачок, выпили.
— Шамовки[19] для тебя полная сумка. И еще подарки от ребят: электробритва и транзисторный приемник.
— Как там они?
— Да вроде нормально.
— А ты?
— Я теперь, Леша, помощник Жириновского в Думе. Знаешь такого?
— Кто ж его не знает, — улыбнулся Орлов. — Выходит, не зря ходил на партийные тусовки?
— Выходит. Ну да ладно, это все лирика, теперь о главном. Мы тут подсуетились и кое-что сделали для пересмотра твоего дела. Левитин проскочил в Белгород, где сидит хмырь, давший ложные показания, и тот отыграл обратно. Через Филатова его заявление передали в приемную Генерального. Потом я рассказал о тебе Вольфычу. Мол, патриот, настоящий офицер, пострадал от режима, и он подписал депутатский запрос на имя Скуратова с просьбой разобраться. А еще встретились с Гуляевым с твоим адвокатом, рассказали новые обстоятельства, и тот накатал жалобу на приговор в Верховный суд.
— Спасибо вам, — растроганно сказал Орлов.
— Да ладно, брось, — шутливо толкнул в бок приятель. — Мы ж всегда друг друга выручаем.
Эту ночь они не спали, проговорив до утра, а в десять однокашник ушел, заронив робкую надежду.
Глава 21. На свободу с чистой совестью
Миновала зима, сошел снег, на деревьях проклюнулись почки. В один из таких дней, солнечный и звонкий, освободился Варава. На прощание он крепко пожал Орлову руку, и они обменялись номерами телефонов, обещая перезваниваться.
Все это время Алексей ждал каких-либо подвижек по своему делу, но их не наблюдалось. Надежда таяла.
И когда совсем разуверился, в мае, его вызвали к начальнику учреждения.
— Значит, так, Орлов, — сказал сидевший в кресле сухощавый полковник, — едешь в Москву на пересмотр дела. Вопросы?
— Вопросов нет, гражданин начальник.
— Ну, тогда удачи. Свободен.
Далее был обратный путь с конвоем по железной дороге, и теперь общая камера в Лефортово. А через два дня судебная коллегия по уголовным делам Московского военного окружного суда, пересмотрев дело по протесту заместителя Генерального прокурора и адвокатской жалобе, вынесла оправдательный приговор, освободив Орлова из-под стражи в зале заседания.
Оттуда он вышел уже свободным человеком и попал в крепкие объятия друзей.
— Ну что? Такое событие грех не отметить, — радостно похлопал друга по плечу Филатов.
— Едем в «Щит и меч», — предложил Гуляев.
Уселись в два стоявших неподалеку автомобиля, и те вырулили на просторы столицы. Весенняя Москва радовала: в голубом небе сияло солнце, бульвары опушились зеленью, в скверах искрились фонтаны и зацветала первая сирень.
Въехав на Большую Лубянку, припарковались в переулке рядом с рестораном, хлопнули дверцы, вышли. Было три пополудни, в нижнем зале тихо звучал «Учкудук», поднялись лестницей на второй. Там прошли в один из небольших залов с портретом Андропова на стене и чекистской символикой, расселись за накрытым крахмальной скатертью столом, где уже стояли шесть приборов.
— Рад снова видеть, — тут же нарисовался средних лет официант в белом жилете. — Что будем заказывать?
Спустя пять минут появились зеленые салаты, нарезки ветчины с сыром, и Увалов, как самый старший из компании, озвучил тост: «За тебя, Алексей!» Все встали, звякнули стаканы. Пока закусывали, принесли горячее, повторили. Уже в легких сумерках Алексея завезли домой.
Отперев дверь квартиры, он поставил на пол рюкзак с вещами, включил свет, прошелся по комнатам и остановился перед фотографией деда.
— Вот я и вернулся, Иван Ильич.
Следующее утро было субботой, Орлов вплотную занялся бытом. Для начала приняв ванну, а затем побрившись, выпил на кухне кофе со сгущенкой и убрал из тихо урчащего холодильника залежалые продукты, сложив в полиэтиленовый пакет. Натянул свежую рубашку с джинсами, сунул в задний карман бумажник и, взяв пакет, вышел из квартиры, заперев дверь.
На выходе из подъезда встретился с соседкой по лестничной площадке, худенькой старушкой, возвращавшейся откуда-то с сумкой.
— Господи, Леша! Да ты никак вернулся? — приложила она к губам руку.
— Вернулся, тетя Маша, вернулся. Как вы с дядей Колей?
— Скрипим помаленьку.
— Ну, молодцы. Хорошего вам здоровья.
Бросив свой пакет в мусорный контейнер в глубине двора, Орлов вышел через арку на улицу и направился в сетевой магазин неподалеку, где купил продуктов, сигарет, бутылку водки и несколько банок пива. Вернувшись, определил съестное с пивом в холодильник, включил в зале музыкальный центр, занялся приборкой. Под тихие звуки оркестра Поля Мориа протер везде пыль, открыл и вымыл окна, пол, а в завершение пожужжал пылесосом.
Закончив, сказал: «Порядок!», достал из холодильника запотевшую банку пива, открыл, с удовольствием сделал несколько глотков и прошел в зал, где, выключив музыку, уселся в кресло, снял трубку телефона и набрал межгород. Последовали длинные гудки, женский голос ответил:
— Слушаю.
— Здравствуй, мама.
— Лешенька, сынок! Неужели это ты?
— Я, мама. Звоню из Москвы. Меня освободили. — Трубка замолчала, послышались всхлипы.
— Не плачь, все нормально.
— Это я от
