не совалась. В общем, стали типа масонов, только вступить гораздо труднее. Тогда у них и появился девиз Favent in gratiam.
— Хм, я не сильна в латыни.
— Означает «услуга за услугу».
— Поверю вам на слово. Продолжайте.
— Короче, богатые и авторитеты могли там обмениваться всякими услугами. По слухам, среди его членов были министры, директора банков, полицейские шишки, медиамагнаты, судьи Верховного суда, ну и крупные дельцы — в общем, все, кто обладал властью и влиянием.
— Как будто ничего зазорного. К чему же секретность?
— Они же не просили друг у друга забежать в магазин, пупсик, или одолжить пятерку-другую. Эти ребята могли закрыть судебное дело, обвалить акции или организовать травлю в прессе. Какие, по-твоему, они оказывали друг другу услуги?
— Вы хотите сказать, члены этого клуба нарушали закон?
— Да какое, на хрен, нарушение закона. На членов «Клоуторна» закон не распространялся. Коррупция во всей своей красе.
— Хорошо, а пресловутый Таллиман чем занимался?
— Этот был там самым главным, типа председателя, наверное. Надзирал за всеми членами клуба. Контролировал обмен услугами и следил за соблюдением правил. Отметки в блокноте показывают, сколько услуг оказано и получено каждым членом.
Я беру записную книжку и перелистываю страницы. Буквы «О» и «П» сверху каждой из них как будто согласуются с рассказом Клемента.
— Значит, вы утверждаете, что фамилии в блокноте принадлежат высокопоставленным деятелям, состоявшим в клубе коррупционеров? Которые нарушали закон, оказывая и получая услуги?
— Примерно так.
— А этот «Клоуторн» все еще существует?
— Не знаю, и, честно говоря, пупсик, даже если и существует, ты ни за что этого не выяснишь.
— Почему же?
— Это тебе не какой-то заурядный частный клуб. В справочниках его адреса не найдешь, а его члены дали клятву хранить тайну.
— Откуда же вы столько о нем знаете?
— Так я практически ничего и не знаю. Только знаю… то есть знал кое-кого в свое время. Ходили всякие слухи на районе. Как-никак, если слухи такие упорные, обычно что-то за ними да кроется.
С последним, по собственному опыту, не могу не согласиться. Некоторые из моих лучших репортажей как раз и основывались на обрывочных сплетнях из различных источников.
— Нет дыма без огня?
— Вот-вот, а уж насчет «Клоуторна» дыма хватало.
— И когда это было?
— Давно уже.
— А можно поточнее?
— Можно, только это все равно не важно — во всяком случае, для тебя.
Двадцать пять лет работы в журналистике делают человека закоренелым скептиком. Без проверки и перепроверки фактов в моей профессии делать нечего, и, как бы интригующе ни звучала клементовская история, она вполне может оказаться досужим вымыслом.
— И вы считаете, что меня пытались ограбить потому, что Аллан Тим захотел вернуть свой блокнот?
— Ага.
— Ну, хорошо. Оставим на время вопрос, как эта вещица оказалась в кармане пиджака моего отца. Но почему Аллан Тим просто не купил блокнот, как мы условились? Почему подослал юнца отнять у меня сумочку и телефон?
— Ты у нас журналист, пупсик. Тебе лучше знать.
Четыре сотни фунтов, надо полагать, капля в море по сравнению с информацией, изложенной в блокноте, — если верить Клементу, конечно. Аллан Тим мог бы просто встретиться со мной, расплатиться, и я бы пошла себе, пребывая в блаженном неведении.
— Все это не имеет смысла.
— Кое-что имеет: откуда этот тип вообще узнал, что блокнот у тебя?
— Сказал, что увидел в моем… Ох, блин!
— Что?
— Я выложила фотографии записной книжки в Твиттере.
Клемент морщится, как будто я ответила на норвежском.
— У меня в телефоне хранятся фотографии блокнота, в том числе и некоторых страниц с фамилиями. Поэтому-то Аллан Тим и не стал покупать его — ему нужен был и мой телефон!
— Вполне разумно.
— Разумно, только если все это правда.
— Ты можешь предложить какое-то другое объяснение?
— Отсутствие другого объяснения не делает вашу историю правдивой. И потом, если «Клоуторн» такой секретный клуб, какого черта Аллан Тим назвался настоящим именем?
— Вовсе нет. Еще не врубилась, что ли?
— Во что я должна врубиться?
— Я сказал, что слышал это имя, и теперь мне понятно, почему оно показалось мне знакомым.
— И почему же?
— Аллан Тим — не настоящее имя, это анаграмма слова «Таллиман».
Я предпочитаю убедиться в этом сама и какое-то время мысленно переставляю буквы.
— Вот черт! И вправду анаграмма…
— Теперь веришь?
Я невольно улыбаюсь, вновь ощущая «звоночек».
— Если эта история про клуб «Клоуторн» правда, у меня в руках сенсация столетия!
Великан едва не давится пивом.
— Ты что, охренела?
— Что такое?
— Ты вообще слушаешь, что я тебе говорю? Серьезно, пупсик, лучше не впутывайся в это, если жить хочешь!
— Вы могли бы мне помочь. Ведь именно этим вы и занимаетесь, решением проблем?
— Ага, и твою решить проще простого. Забудь про клуб.
— А как же записная книжка? Если все это правда, этот Аллан по-прежнему хочет ее вернуть.
Клемент откидывается на спинку и чешет затылок. Размышления отнимают у него с полминуты.
— Да, он этого так не оставит, — признает наконец он. — Даже если ты скажешь ему, что избавилась от блокнота, вряд ли он поверит. Лично я бы не поверил.
— И что же мне делать? Ждать следующего ограбления?
Мой вопрос влечет за собой возобновление почесывания затылка.
Пока Клемент ломает голову над выходом из положения, сама я задумываюсь над оборотом, который принимает достаточно невинно начавшаяся история. И быстро убеждаюсь в прискорбной недостаточности сведений, чтобы хотя бы намекнуть кому-либо на ставшее мне известным. Истории подобного масштаба требуют месяцы, а то и годы расследований. Я же, можно сказать, лишь краем уха услышала про некий гипотетический клуб высокопоставленных коррупционеров. Фактов у меня попросту нет.
— Знаете что, Клемент? Как говорится, нападение — лучший вид защиты.
— Еще говорят, поспешишь — людей насмешишь. К чему ты ведешь?
— К тому, что нечего мне рассиживаться. Не хочу постоянно озираться по сторонам, пока этот Аллан Тим планирует, как бы заполучить свой блокнот.
— И что ты предлагаешь?
— Выйти на Тима самой.
— Может, расскажешь как?
— Помогите мне разузнать о «Клоуторне». Если я добуду убедительные доказательства деятельности клуба, сам блокнот станет не столь важен, так же как и Аллан Тим, кем бы он там ни был.
Призыв мой исходит скорее от сердца, нежели от рассудка. Я слишком полагаюсь на человека, едва мне знакомого, и хватаюсь за историю, которая запросто может оказаться лишь плодом его воображения. Тем не менее я готова рискнуть. Потенциальный выигрыш слишком грандиозен, чтобы пренебрегать подвернувшейся возможностью.
Внимание великана сосредотачивается на капельках конденсата, сбегающих по холодному бокалу.
— У меня есть деньги, Клемент.
