автомобильной. Поэтому детали от неё похожи не на старый засорившийся карбюратор, а на найденный на свалке топливный элемент атомного реактора.
— Опасные штуки?
— Непредсказуемые. Даже про акки, которых сравнительно дофига, никто толком ничего не знает. Что это? Откуда взялись? Как в них запихали столько энергии и какова её природа?
— И что? Спроси сотню людей, как устроена обычная батарейка, окажется, что половина понятия не имеет, а остальные начнут мямлить что-то про электролиты, с трудом припоминая, что это. Это не мешает вставлять их в фонарики, — я щёлкнул кнопкой фонарика, прихваченного из пыльного мира. Он засветился совсем тускло.
— Оно так, — согласилась Аннушка, — однако прикинь вот что, солдат: если обычная батарейка протечёт, у тебя максимум будет дырка в кармане. А если разом высвободить всю энергию акка, то воронка будет, думаю, отсюда и до горизонта. Ну и что, что пока такого не случалось? Уж поверь не потому, что никто не пробовал…
— То есть ты, найдя крутой артефакт, не стала бы его подбирать?
— Обошла бы десятой дорогой, зажмурившись. С этими штуками можно быть уверенными только в одном — они просто притягивают к себе неприятности.
* * *
— Расскажи о войне, солдат, — попросила Аннушка.
— Зачем тебе?
— Хочу понять. Я видела кучу последствий, но никогда саму войну. Последствия всегда полное говно, даже если осталось, кому ими насладиться. Поэтому я не понимаю, зачем? Ни разу не попадалось случая, чтобы по итогам войны кому-то из участников стало лучше, чем до. За что воевали у вас, солдат?
— За то, кто будет продавать газ.
— Э… серьёзно?
— Я же говорил, зависит от уровня. Война — многослойная штука. Моя страна продавала газ там, где его хотела продавать другая. Это один уровень. Другой — глобальный передел мира, цивилизационный конфликт. Третий — жадность производителей оружия, которые содержат политиков. Четвёртый — в мире стало слишком много людей, которых непонятно чем занять, и непонятно зачем кормить. Пятый — глобальная экономика накопила долгов, а война всё спишет. Шестой — кризис смыслов, люди перестали понимать, зачем живут, а война даёт простой ответ: «Чтобы убивать этих козлов». Седьмой…
— Хватит, поняла. Я немного о другом, наверное, спрашивала. Почему люди всегда заканчивают войной? Погоди… — я уже открыл рот, но она остановила меня жестом, — я попробую объяснить, почему спрашиваю. Видишь ли, есть такой процесс, который называется «коллапс среза». Живут себе люди, живут, всё у них, вроде, хорошо. Потом раз — мир закрывается, и в нём наступает жопа. Чаще всего начинается с войны, но обычно ей не заканчивается. Приходит пандемия, или наступает ледниковый период, или высыхают все реки, или разливаются все моря, или, как тут, всё тонет в болотах под бесконечным дождём. Как будто мир пытается избавиться от людей, словно организм от заразы. Процесс этот неплохо изучен, но до сих пор нет ответа, что в нём причины, а что — следствия. Коллапс причина войны, или война причина коллапса?
— Для тебя этот вопрос почему-то личный? — спросил я.
— Ну, допустим. Есть причины интересоваться. И всё же?
— Знаешь, я бы поставил на людей. Не знаю, нужна ли причина для коллапса, но для войны отродясь причин не требовалось.
— Значит, по-твоему, война первична?
— Я просто солдат. Но да, я бы поставил на неё. А ты?
— А я вот не знаю… Ладно, проехали. Спать пора.
* * *
Раскочегарившийся в конце концов камин просушил нашу одежду, матрасы и воздух в комнате, и мы, напихав в него остатки мебели, улеглись спать. Одетые и врозь. Я понимаю слово «нет» и даже не намекал ни на что. Но если ванна с пеной окажется на нашем пути, я о себе напомню.
Я прекрасно понимаю, что нафиг ей не сдался. Мне нечего предложить девушке, кроме заезженной цитаты под скрип протеза: «Я старый солдат и не знаю слов любви». Ладно, я ещё не старый, да и цитату она вряд ли узнает. Но если бы её жизненной целью были отношения с кем-то типа меня, то я уверен, она давно бы себе их нашла. А может, так и есть, почём мне знать. Кольца, надо думать, носят не везде.
И всё же, чёрт побери, я попробую. Да, я нищий, бестолковый, одноногий, не так чтобы красивый, ни хрена не понимаю в Мультиверсуме. Да, она не нуждается в партнёре, защитнике и бойфренде.
Но, блин, как же она мне нравится!
Глава 8
Плата за проезд
— Вставай! — пихнула меня в бок ногой Аннушка. — Они рядом.
— Атака? — я рефлекторно схватился за бесполезную винтовку.
Из-за сырости, холода и запаха плесени снилось, что я в блиндаже, операторы дронов засекли противника, надо задержать, пока не подтянется арта… Мне часто снится что-то такое. Да всем снится.
— Караван, — не слишком понятно пояснила она. — Пошли, пока мимо не проехали.
На улице всё так же льёт дождь, неба не видно за тучами, серое хмурое утро отличается от ночи только чуть лучшей видимостью. Дорога скрыта слоем воды, машины по ней почти плывут, медленно разводя волну в свете фар. Самые обычные машины — старенький «лэндкрузер», камазовская вахтовка на военном полноприводном шасси, пара красивых внедорожных автобусов, несколько одинаковых зелёных грузовиков. Всего с десяток единиц техники.
Аннушка замахала с порога фонариком. Головная машина — лифтованный «кукурузер» — сбросила ход и осторожно подкатилась к нам, а остальные погребли себе потихоньку дальше.
— Вы кто такие? — неприветливо спросил, приопустив стекло, бородатый мужчина средних лет.
— Автостопщики, блин! А что, не видно?
— Ну, мало ли, может, вы тут от сырости завелись. Чего дадите за проезд? — он с интересом окинул Аннушку взглядом, и мне сразу захотелось дать ему прикладом в глаз.
— А ты не охренел, караван-баши? — моментально озверела она. — Забыл правила?
— Да кто их теперь помнит? — хмыкнул он. — Лично я попутчиков даром не беру. Хочешь уехать — плати. Нечем платить — отработай. Ну, или оставайся тут, сиди, пока не заквакаешь.
В машине опустилось заднее стекло, оттуда высунулась физиономия какой-то старой, потасканной и морщинистой, как шарпей, тётки с шевелюрой
