Адольф. И мое «мистическое чутье» подсказывало: с этим ублюдком я еще встречусь. Мое приключение не закончено. Я предчувствовал: настоящая опасность — еще впереди…
— Что… дальше?.. — тихо спросила меня Айжан.
— Я посажу тебя на автобус до Московии… — чуть глуховато ответил я, не заметив, что перешел на «ты».
— А ты?.. — Айжан подняла на меня свои большие агатовые глаза, в которых блестели слезы.
— Я должен еще кое-что… выполнить.
Как ни неубедительно было мое объяснение — Айжан приняла его. Она больше не спросила ни о чем — и опустила голову мне на грудь. Я погладил густые волосы Айжан — не думая о том, что «изменяю» Тие и Бхайми.
— Дай мне свой номер телефона… — прерывающимся голосом попросил я. — Я свяжусь с тобой… когда… когда все закончу.
Мы перешли на другую сторону трассы — и дождались автобуса.
Прощаясь — Айжан встала на цыпочки и потянулась губами к моим губам. Я обнял ее — и жарко поцеловал.
— Я буду ждать твоего звонка… — прошептала Айжан.
— Береги себя, — сказал я.
8. Побоище в лесу
Воздух давно был непрозрачным. Скоро должно было и вовсе стемнеть.
Посадив Айжан в автобус — я перебрался обратно через трассу и остановился перед окутанными дымом руинам «Душа-столовой». Несколько секунд я прислушивался к своему внутреннему голосу. Куда идти?..
«Лес», — стукнул меня по крышке черепа ответ.
За полем поднимался лес. С рюкзаком на спине, с шестью ножами в карманах — я направился туда.
Я вспомнил: пока ждал автобуса на Александровку — слышал, как пять нациков (четырех из которых я спровадил на тот свет) говорили о каком-то «Лагере». Не нарвусь ли я в лесу на целое осиное гнездо бонхедов?..
Всплыли в памяти сюжеты из новостей. Националистические отморозки — гордо именующие себя «истинными арийцами», «защитниками русского рода», «внуками Перуна» и проч. — собираются в лесах на многодневные шабаши. Упражняются в единоборствах, испытывают самодельные бомбы, отрабатывают военные маневры.
Вот оно что!.. Я начал соображать: возможно, предстоящий мне подвиг — это разгромить палаточный городок на полсотни нацистских головорезов. Похоже, меня ждет действительно тяжкое испытание. Неонацисты — враг посерьезнее, чем просто уголовники или даже чем молодчики из САГ. Я легко обратил в бегство толпу футбольных фанатов. Но вот с пятеркой бонхедов пришлось изрядно повозиться. Черти умудрились достать меня ножами…
И если в дебрях прячется не один десяток нациков…
Я утер пот со лба. Что бы там ни было — я буду драться, как барс. Хотя бы мне пришлось сложить буйную голову.
Когда я достиг леса — была уже ночь. Деревья — как бы нарисованные на занавесе тьмы еще более темной краской — казались причудливыми многорукими великанами. Стрекотало какое-то насекомое.
Я решил: шарить по ночному лесу в поисках лагеря националистов — не самое продуктивное занятие. Надо дождаться утра.
Я сел, упершись спиной в ствол березы. Передо мной был густой малиновый кустарник. Пристроив рюкзак между колен и вложив в руку нож — я попытался заснуть.
Спал я тревожно. Открывая глаза при малейшем шуме.
Ветер шелестел в кронах деревьев. Из кустов доносилось шебаршение. Должно быть — там возился еж или еще какой-нибудь зверек. Раздавалось уханье. Сова?.. Иногда хрустела ветка.
Проснулся я при первом чириканье утренних пташек. Проспал я — в общей сложности — часа три. И не чувствовал себя достаточно отдохнувшим. Плохо. Ведь мне — как подсказывало чутье — предстоит нелегкая битва.
Я подумал о Тие и Бхайми.
Бедные мои девочки!.. Я ведь им так и не позвонил. А здесь — в лесу — телефон не ловил. Наверное — мои красавицы строят десять тысяч предположений о том, куда я подевался.
Ну что же. Я еще обниму и успокою Бхайми и Тию. А пока я должен выполнить дело.
Стараясь не шуметь — я двинулся по лесу. Я крался неслышно — как рысь, которая подбирается к косуле. Ни один обломок сухого сучка не треснул под моим ботинком.
Скоро я услышал голоса.
На лесной тропинке — усеянной старой хвоей — показались два похожих на гоблина амбала с нашитой на рукава свастикой. Амбалы громко переговаривались — матерясь через слово — и собирали хворост.
Я сделался еще тише. Я скользил, как тень, как привидение.
Между деревьями показалась синяя и желтая ткань палаток. Преодолев еще пару десятков метров — я залег под темными коническими елями.
Отсюда хорошо просматривалась большая поляна. На поляне подковой были расположены двенадцать палаток. Горело несколько больших костров. (Мне послышалось: до меня долетает треск веток, пожираемых огнем). На поляне сидели — подложив под ягодицы бревнышки — или слонялись несколько десятков бугаев в кожаных куртках или костюмах цвета хаки. Кто — курил. Кто — пил из термоса. Кто — поджаривал сосиску на палочке над огнем. На длинном шесте — трепыхался на несильном ветру флаг со свастикой и черным уродливым орлом.
Так и есть. Нацистский лагерь. При самом грубом подсчете получалось, что субчиков в лагере — не менее четырех десятков. А сколько еще бродит в окрестностях лагеря — как те два гоблина, которые собирают хворост?..
Голоса «бонов» на поляне сливались в монотонный гул. Все же — я выцепил два голоса. Изрядно помятый Адольф — чуть ли не с плачущими интонациями — распинался перед бородатым зубром лет сорока:
— Да я вам клянусь, капитан!.. Этот тип дрался, как зверь. Одного за другим — завалил четырех наших. Мы ничего не могли поделать с этим… волчарой. Я сбежал, чтобы предупредить вас…
Капитан лишь зло усмехнулся:
— Все это ты говорил вчера, Адольф. И знаешь, что я вынес из твоего рассказа?.. Вы впятером не смогли навалять полудохлому антифашистскому щенку. Но твои товарищи имели мужество погибнуть в бою. А ты… ты удрал, как обкакавшийся заяц. Ты опозорил нас всех, Адольф.
— Но ка-пи-та-ан!..
Я почувствовал, как по губам моим змеится ухмылка.
Растоптанный Адольф — жалкий, как безногий головастик — докладывает своему боссу (группенфюреру — или как это называется у неонацистов?..) о дикой передряге в придорожной столовой. А «капитан» на три четверти не верит своей шестерке. В глазах предводителя фашистского сборища — Адольф только трус и слабак, бежавший с поля боя.
«Герр капитан» — конечно — за басню считает, что пять бонхедов нарвались на сверх-бойца, подобного Рустаму, рубившему косматых дэвов, как капусту и мясо на суп. Ну что же: придется убедить нацистского скептика, что под небом голубым иногда встречаются богатыри.
Я отполз из-под елок — подальше от Лагеря.
Я
