совершают маневр. Но македоняне не спешивались. Всадники Филиппа орудовали копьями длиной в три человеческих роста. Попробуй к ним подобраться.
– Ну, про Искандера – что? – не терпелось Спитамену.
– Вижу, на меня летит всадник с длиннющей пикой. Целит прямо в лицо. Мое копье бесполезно против его сариссы. Я метнул копье ему в голову. Никогда не промахивался, а тут на два пальца в сторону отклонилось. У меня все тело до самых пяток похолодело. Думаю, если он меня насадит на сариссу, как на вертел, вид будет неприглядный. Как сейчас помню: глаза горят углями в прорезях шлема, зубы оскалил, конь у него мощный, с большой головой, и наконечник в локоть длинной летит прямо в лицо.
– И как тебе удалось уцелеть?
– Сам не пойму. Чудом. Изогнулся так, что чуть с коня не слетел. Наконечник над ухом скользнул. Ухватился я за древко, думал, скину всадника. Но он хорошо держался. Копье переломилась. Тогда мой противник откинул в сторону обломанное древко и на меня с мечом кинулся. Я свой акинак достал. Он рубанул сверху. Все силы в удар вложил. Но я его жестко встретил. Руку ему отсушило, а кисть не удержала копис. Остался он без меча, и щита у него не было. Он передо мной был, как ты сейчас. Один удар, короткий тычок острием меча в горло – и все!
– И ты…
– Не смог. Не знаю, почему. Волю, как будто сковали. Рука не слушалась.
– А он?
– Он снял шлем. Спокойно так снял, как будто не в битве участвует, а на веселой прогулке. Снял шлем и небрежно отшвырнул его назад, не глядя. Я смотрю – совсем мальчишка. Кудри светлые до плеч. Лицо едва пушком поросло. Глаза ясные, помню: один серый с голубым отливом, а другой чуть зеленый, – глаза у него разные. Смотрит на меня холодно, безразлично, как будто знает, что не пришел его смертный час. Такого презрения к опасности я еще не видел. Всего пару мгновений мы смотрели друг другу в глаза, а мне показалось – вечность. Ничего с собой поделать не мог. А он мне говорит с наглой ухмылкой: – Твои, бегут, и ты спасайся. Я дарую тебе свободу.
– Ты не врешь?
– Когда я тебе врал?
– Прости. И что дальше?
– Дальше, – горько усмехнулся Фидар. – Дальше налетели гитайры Филиппа. Еле ушел. Убегал так, что чуть коня не загнал. Помнишь, у меня тогда Сарыстыр был? Быстрый конь. Он меня спас. Мне весь плащ копьями изодрали, – стыдно вспоминать. Потом мы просили у македонян забрать тела убитых воинов. Из двух сотен нашего отряда пятьдесят человек полегло.
– Да, я помню, доходили вести, – кивнул Спитамен.
– На переговорах встретил я тогда македонянина, старого воина. Парменион его звали. Спросил, что за мальчишка в их отряде? Он ответил, что это сын Филиппа. И не мальчишка вовсе – конницей командует. Так чего он в самую гущу боя лезет? Я же мог его убить. Парменион только рассмеялся. Говорит: «Ты же его не убил. Да и не смог бы. Ахилла52 убить смог только сам Аполлон53, а этот мальчишка – потомок Ахилла. Сейчас он смеется над тобой, хвастаясь гетайрам54, как одним взглядом остановил здоровенного перса».
– Про него много чудес рассказывают, – безразлично махнул рукой Спитамен. – Но его правлению скоро придет конец. Дараявуш соберет огромную армию. Мне приказано не жалеть золота. Скоро сюда прибудут сколоты. Потом я переберусь через Дон, буду просить воинов у роксоланов. Помнишь бесстрашного воина Скопаса?
– На Скопаса не рассчитывай.
– Почему?
– Он пал в бою.
– Могучий непобедимый Скопас? – не поверил Спитамен. – Хотел бы я посмотреть на того смелого ксая, что смог одолеть этого быка. Наверное – великий воин? – Он отпил вина. – А что за мальчишка с тобой?
– Был рабом у языгов.
– Но он же с оружием? Разве рабам разрешают носить оружие?
– Я освободил его.
– Ты не можешь так поступать, – недовольно покачал головой Спитамен. – По законам степи – это неслыханное преступление. Ладно бы ты его увел, отбил и заставил служить себе… Но позволять невольнику носить оружие – это неправильно.
– Я сам был рабом. Я – живой-убитый, – мне все можно. Мара разрешила мне его освободить.
Спитамен схватился за амулет, висевший на шее.
– Не упоминай так часто имя ее. Накличешь беду. Если Черная Мать разрешила – спорить не буду. Но зачем ты его теперь таскаешь с собой?
– Хочу воина из него сделать. Я клятву дал перед Савром.
– Из этого худющего ягненка сделать воина? – усмехнулся Спитамен. – И чем невольник-мальчишка заслужил такую честь?
– Это он убил Скопаса.
Спитамен долго молчал, удивленно уставившись на Фидара.
– Смеешься надо мной, – фыркнул недоверчиво он. – Скопас копьем пробивал эллинский гоплон55. Топором мог голову расколоть на две части…
– Исмен! – громко позвал Фидар.
Мальчик в это время, раскрыв рот, слушал воинов. Смельчаки собрались в круг и хвастались боевыми подвигами, показывали шрамы, сравнивали длину клинков, чеканные узоры на ножнах. Услышав зов, он вошел в шатер. Спитамен окинул его пристальным взглядом.
– Исмен, покажи ему свой меч, – попросил Фидар.
Мальчик снял с пояса акинак и протянул Спитамену. Тот отставил чашу и обеими руками, выказывая большое уважение к оружию, взял клинок. Оглядел со всех сторон узор на ножнах. Крылатые грифоны с головами хищных птиц когтями и клювами терзали лошадей. Олени убегали от волков. Гуси летели, расправив крылья. И каждую картинку отделял косой крест с завитками на концах. Спитамен вынул на два пальца острый клинок, затем отдал меч обратно Исмену.
– Убедился? – спросил его Фидар.
– Ты знаешь, чей это меч? – спросил Спитамен, в упор, глядя в глаза Исмену.
– Вождя роксоланов Скопаса, – не смутился мальчик.
– Ты честно присвоил его себе?
– Да! – твердо ответил Исмен.
– Где прежний хозяин этого клинка?
– Тело его спит в кургане. А душа пирует вместе с Папайем.
– Ты ему помог увидеться с богом?
– Я. Савр – свидетель, – честно признался Исмен.
– Садись, – решительно сказал массагет мальчику, указывая место рядом. Приказал слуге: – Еще одну чашу для юного воина.
– Ему рано пить вино, и он еще не посвящен в ксаи, – напомнил Фидар.
– Если у него в руках акинак, обагренный кровью сотен славных воинов, он – ксай.
– Не ксай он. Савр еще его не признал.
– Откуда ты знаешь? Любой воин из моего окружения, если бы принес этот меч – стал бы сразу моим товарищем.
Исмен, ничего не понимая, взял из рук слуги золотую чашу с темно-красным терпким напитком.
– Расскажи, как ты убил Скопаса, – попросил
