У тебя же осталось девятнадцать миллионов! Куда тебе столько?
– Хороший дом. Хорошая машина.
– Ну да… и это неплохо.
– И хорошая посудина, – расширил Кирк список, – яхта, как у всех русских миллиардеров. В это время года что может быть лучше? Погрузился – и в южные моря. Да и грузиться не надо, в баре всего полно, и все – только представь! – все твое.
Калеб достал бумажник:
– Дай-ка и мне “Пауэрболл”. Тоже в южные моря захотелось.
– Само собой. – Девушка за кассой дружелюбно улыбнулась.
Калеб и Кирк почти соседи. Оба живут в Бангоре. Домов тут, считай, нет – сплошь трейлеры, куда то и дело наведываются еноты. Дом Кирка – один из немногих. Калеб пару недель в месяц работает дальнобойщиком, иногда помогает на стройках – там они и познакомились. Давно ушел бы на пенсию, но приходится работать – нужны деньги на лечение больной жены. Странно, что при такой физической нагрузке весит он не меньше полутора центнеров, так что и его особо здоровым не назовешь.
А Кирк Хоган безработный. Не так-то просто найти работу с его прошлым. Если бы не Дикки, его бы вообще здесь не было. Сидел бы в каком-нибудь пригороде, даже в пригороде пригорода – в пригородах тоже бывают свои пригороды. Пил какое-нибудь дешевое пойло и горевал о неудавшейся жизни. Но Дикки, можно сказать, его спас. Они работали вместе до катастрофы, а когда все улеглось, уговорил его переехать в Мейн. И жизнь подешевле, и люди покруче. Никто и не смотрел в его бумаги, когда брали на работу.
А потом эта болезнь. Когда стало лучше, было уже поздно. Никто не хотел его брать – возраст. Скоро семьдесят.
Кирк помахал рукой Калебу и пошел к выходу.
– Хоган! – Калеб снял с полки маленькую упаковку пастрами и положил на прилавок. – Мы в субботу собрались на зимнюю рыбалку. Присоединишься?
Кирк задержался у дверей:
– Куда? На это озеро, как его… Пушоу? Там одни щуки, больше ничего.
– Не скажи. Барри в тот раз принес штук пять отличных окуней. Здоровенные, как поросята.
– Боюсь, сейчас там все промерзло до дна.
– Ну нет, – осклабился Калеб и пошутил: – На дне еще сравнительно сыро. У нас палатка, газовая горелка – не замерзнем. – Он прищурился и внимательно посмотрел на Кирка. – А сам-то как? Как встречаю тебя – удивляюсь. С каждым разом все здоровей.
Кирк поднял большой палец:
– Как король.
А если начистоту – лучше, чем король. Не лекарство, а чудо. Прошлой зимой Кирк решил, что умирает. Чувство было такое, что провалился в медвежью западню. Самому выбраться даже думать нечего, а помощи ждать неоткуда. Летом стало вроде бы получше, а осенью все снова-здорово. Дикки случайно разговорился со знакомым врачом, которому строил террасу на крыше. Этот врач оказался настоящим Франкенштейном. Есть лекарство, сказал он. Совершенно новое, своего рода эксперимент. Мало того, если нужна неотложная помощь, страховка по условию покрывает все расходы. Магнитно-резонансная томография – бесплатно: врач объяснил, что на испытание препарата выделен большой грант. А лекарство оказалось чудодейственным, настоящий эликсир молодости.
– Развлечемся, – не унимался Калеб. – Я сына беру. Дженни под Рождество опять родила. Не выдерживает парень – сплошной ор в доме. То дети, то жена. По очереди.
Кирк засмеялся.
– Сколько же их теперь у него?
– Четверо.
– Ну и ну… Вчетверо больше, чем человек может вынести.
– Двенадцать сорок, – подытожила девушка за кассой.
– А когда?
– В шесть, как обычно.
– В шесть! – Кирк недовольно скривился.
– С утра рыба умирает от голода. Самый клев.
– Окей, я с вами. Но будь любезен – никаких щук!
Настала очередь Калеба показать большой палец.
– Отлично. Мы за тобой заедем.
Кирк вышел на улицу. Холодно. Хорошо, что догадался надеть пальто – старое, купленное еще в Бостоне, в те времена, когда он еще мог позволить себе платить за качество. Минус, конечно, не меньше десяти, но под ногами на парковке хлюпает, соли не пожалели. Каждый раз давал себе слово не замечать большую вмятину на передней двери “субару”, но она упрямо бросалась в глаза. Чудом прошел техосмотр. Надо бы поменять дверь, но при его минимальной страховке и думать нечего.
Ключ так и торчит в замке. С одной стороны, рухлядь, но есть и преимущество: никто не позарится.
Вспомнил свою “ауди”. Двойной замок на гараже, дорогая сигнализация, и все равно не чувствуешь себя в безопасности, даже в Бостоне. Там у них никакой морали, все только и прикидывают, как тебя ободрать. Магазины, адвокаты, твоя собственная жена. Кирк до сих пор развлекался, придумывая наказания – для каждого свое, в соответствии с тяжестью нанесенных ему оскорблений. Он-то искупил свое преступление, но остальные на свободе. И ухом, сволочи, не повели.
Поставил пакет с покупками на пассажирское сиденье, туда же бросил перчатки, повернул ключ и прислушался: свистит ремень вентилятора, пора менять. По радио по-прежнему говорят про стрельбу в IKEA. У какого-то старого психа снесло крышу. Ничего удивительного, так и бывает, когда в губернаторы выбирают помешанную на социализме шлюху. Прекратите полицейское насилие, не присуждайте чудовищные сроки. Не амнистировали бы целый полк криминала, и дети были бы живы. А эти, чтоб им, прогрессисты вместо радикальных мер собираются отобрать у людей оружие. А ведь будь хоть у кого в кармане пистолет – и жертв наверняка было бы меньше.
Он переключил радио на канал рока, и настроение сразу улучшилось. Даже перестал замечать назойливый свист из-под капота.
Кирк Хоган в прошлом миллионер, а теперь пария. Отщепенец. Судьба играет человеком. Религиозным он никогда не был. Обязательные воскресные походы в католическую церковь – прихоть жены. Такое же ханжество, как и все, что она делала. Как только деньги кончились, кончились и все обещания, вроде этого идиотского “в радости и в горе”, что она пролепетала при венчании. В те годы мало кому удавалось противостоять соблазнам. И Кирк оказался в числе проигравших. Он поставлял бетон для строительства самого дорогого в истории Бостона тоннеля. Стена обвалилась, при проверке бетон оказался, мягко говоря, дефектным, ни один стандарт, ни одна пропорция не соблюдены. Вообще-то Кирк про это даже не знал, его самого надули, но кому какое дело. Всегда за все отвечает поставщик.
Долгие часы в суде Кирк просидел, уткнув голову в колени, – не хотел, чтобы знакомые разглядывали его физиономию в завтрашних газетах. Эти репортеры – настоящие стервятники, их так и тянет на падаль.
А в этом городке он чувствует себя нормально. Здесь никому нет дела, кто ты и откуда родом. Люди помогают друг другу и ничего за это не требуют.
