кабинет Диктатора вбежал Комендант:
— Вышли! Вышли, господин Диктатор! — кричал он.
— Куда и кто вышел?
— К нам движутся войска Нового государства. Они двинулись с центра Великой пустыни и идут по буферной зоне к северу.
— Сколько у нас времени?
— Часа два на опережающий удар, пять часов на оборонительный.
— Информация точная?
— Точная, Юпитер Норович.
— Хорошо! — вскрикнул Диктатор, — Буди состав!
Комендант забежал на трибуну, сооруженной специально для пропаганды и мотиваций, с несколькими микрофонами и громким четким голосом обратился к бойцам:
«Бойцы Мохэк и СЕКРЕЗ! Бойцы Единого Государства! К нам движется враг! Прослушайте обращение Диктатора!»
Все проснулись и встали смирно. Диктатор подошел к микрофону на трибуне и заорал противным голосом, скаля зубы: «Бойцы! Все меня слышат?».
— Да! — ответило войско.
— К нам движется враг! Время на опережение один час!
Бойцы зашумели про смерть, государство, Родуен и Префекта. Диктатор продолжил:
«Это будет последний бросок! Я вам обещаю! Мы задушим эту мразь прямо по центру Великой пустыни! Слушай мою команду! Приказываю всем надеть ИПЩ, сложить на землю ОПЩ. В сторону юга в атаку на войско Нового государства! Вперед!»
15 июня в 10:00 на заводе ОПЩ из колонок раздалось всем знакомое:
«Внимание! Внимание! Внимание»
По заводу прокатился резкий кричащий голос Семигорова:
«Жители Единого Государства. Я прямо с поля боя сообщаю вам о том, что сегодня пятнадцатого июня семьдесят девятого года в девять часов пятнадцать минут был отвоеван последний город Южного округа. Войска Нового государства полностью уничтожены. Самопровозглашенный Сатрап Ахемен Дариев арестован и передан в Министерство Охраны Экономики. Новое государство капитулировало и полностью закончило свое существование».
Вверх полетели кепки и перчатки — народ ликовал. Из колонок раздались вступительные слова диктора, после чего заговорил сам Префект:
«Здравствуйте, Жители страны! Поздравляю с окончанием войны! Приказываю освободить от занимаемой должности Диктатора Семигорова Юпитера Норовича. Военное положение в стране снимается. Вступают в силу нормы жизни, работы и отдыха по закону мирного времени. Всем вернуться к работе на прежние места для восстановления выработки Великого Родуена!»
Глава 20. Свобода?
В один момент, пятнадцатого июня, должностные лица сменились. К двенадцати часам дня на мостик завода вместо Легата Корбата Клима Климовича вышел Виктор Иванович Рохля: «Здравствуйте! От лица завода поздравляю вас с окончанием военных действий».
Раздались аплодисменты, масса сотрудников начали снимать рабочую одежду, кепки и перчатки. Рохля крикнул: «Рабочую одежду сдать!».
Через двадцать минут Пьер стоял на улице около завода, смачно затягивался сигаретой Мольро и наслаждался размеренностью мирной жизни, в которой кроме нормы выработки Родуена больше нет ничего. Постоянная напряженная работа на пределе сил выпили его жизненные силы. И не только его, разумеется.
Горячее полуденное солнце прогревало Пьера до косточек, забираясь в самые дальние части его организма, промерзшие еще с тяжелой военной зимы. Экраны на улице были отключены — вероятно, их настраивали под актуальную послевоенную информацию. Напротив завода росла небольшая аллея из молодых тополей. Зеленые мягкие листья, шуршащие от ветра, переливались на солнце. Пьеру это напомнило из детства картину Клода Моне «Женщины в саду». Он вспомнил это ощущение тепла, любви и защищенности, внутри все затрепетало, и настроение заметно улучшилось.
На его столе в отделе продаж ничего не поменялось, только его покрыл приличный слой пыли. После вступительных слов и указаний по работе, Сергей Алексеевич закончил речь фразой «Так что пока ждем, что скажет Префект и рассчитает Экономсовет…».
Впервые за долгое время в начале седьмого Пьер шел домой по теплой улице. Савелия он так и не встретил — он не приехал обратно. Но погружаться в это сейчас Пьер физически не мог — сил оставалось только на дорогу до дома в виде овоща.
Войдя в дом, он почувствовал, как будто у него внутри есть аккумулятор, как у смартфона, который резко разрядился. Так бывает с некоторыми телефонами, когда их выносят на мороз. Он еле дошел до постели и провалился в глубокий сон, не сняв полусапоги…
Глава 21. Лифт
Пьер понял, что открыл глаза раньше обычного, потому что находился в абсолютно темном пространстве. Он сначала подумал, что проснулся в своей комнате, а такая темнота была из-за ночного дождя и туч, но его смутило в этой версии то, что он не ощущал ничего — ни давления головы на подушку, ни одеяла, ни веса тела. Он парил в темноте, как в бесконечном океане на глубине, до которой не доходит свет. Он попытался повернуться, чтобы посмотреть назад, но у него ничего не вышло — тело было непослушным, как заржавевший механизм.
«Возможно это состояние и называют «между жизнью и смертью» — подумал он — не хватает только света в конце тоннеля».
Глаза уловили легкое свечение в пустоте, похожее на самое начало рассвета. Свечение увеличивалось и превращалось в вибрирующий желто-белый диск, освещавший тело Пьера. По мере увеличения диска, Пьер понимал, что он летит к объекту света, а не просто парит в пространстве. Диск становился все больше и начинал вибрировать. Скорость заметно возросла, и вибрация разлилась по всему телу. Это несравнимое чувство усиливалось с каждой секундой. Пьер, по ощущениям, был пулеметом, из которого стрекочут пули одна за одной, но внешне руки и ноги, на которые он мог посмотреть, были неподвижны. Вибрация проходила внутри, либо «пробегала» извне через мышцы и кости и трясла само нутро.
Спустя несколько мгновений, вибрация, достигнув предельной частоты, превратилась в звук работающей электробритвы. Желто-белый диск резко сузился, и Пьер, как баскетбольный мяч, на большой скорости проскочил в него. Его снова опрокинуло в сон.
Второй раз он открыл глаза уже на площади около Кайласа.
«Это же как надо устать, чтобы во сне снился сон.» — думал Пьер.
Оглядевшись по сторонам полупустой тихой площади, он развернулся и по-свойски пошел к дому Рахулы. Он уже был хорошо знаком с этим поселением, ставшим для него вторым домом. Рахула стоял у стола и раскатывал тесто.
— Привет, Рахула. — сказал из дверей Пьер.
— Здравствуй, Пьер! Рад тебя видеть! Давно тебя не было у нас.
— Да, реже стало получаться почему-то. Я думал, это ты меня не пускаешь сюда.
— Да ты что? Я всегда рад тебе, Пьер! Значит твое время было не здесь.
— Как же? Почему?
— Помнишь про Солнце, Луну и ветер? Всему свое время. Ты должен был решать другие вопросы. — поучительно сказал Рахула, продолжая катать тесто.
— А где же я должен быть по ночам, как не во сне?
— Во сне, но в другом.
— Странно, но мне ничего
