уйти из объектива камеры, но то и дело посматривали на украденные где-то ранее настенные часы земного производства. Эти дураки даже не знали, что камера может передавать звук.
— Мой Повелитель. Осталось пять минут, и если он не появится, наша затея провалится. Как насчёт уйти из зоны наблюдения, чтобы спровоцировать его?
— Мне кажется, он давным давно нас раскусил... — честно признался Тхулуаменчи. — И всё это бессмысленно.
— Не сдавайтесь! Верьте в первородных! Они укажут нам путь! — кривомордый воин, что так и остался здесь, со своим повелителем после моего ухода.
Довольно внезапно к ним ворвался один из воинов с длинным мечом и закричал.
— Господин! Сокровищница и склад редких материалов опустошены! Там не осталось ничего!
— Что говорит стража?
— Никто не входил и не выходил. Ещё полчаса назад всё были на месте, так как мы исполняли ваш приказ про...
— Да, я понял... Значит, он уже тут. — Заключил главный.
— Браво. Наконец-то вы догадались. Вы серьёзно думаете, что я позволил бы провернуть вам подобную глупость? — я продемонстрировал им четыре головы магов, что занимались диверсией по его приказу.
— Хм... Ни в одной из легенд не говорили о маге хаоса, способном так мастерски перемещаться в пространстве, ты загадка для меня. Загадка, которую мне не решить в этой жизни. Надеюсь, ты сдохнешь в муках. — Он вытащил свой клинок и направил его на себя. — Ты быстр. Позволь мне уйти с честью?
— Да, пожалуйста. Мне даже будет приятно узнать, что среди шайтранов есть те, кому знакомо это слово, в отличии от ваших первородных.
Тяжёлый и полный ненависти взгляд нескольких пар глаз упёрся в меня. Но сила воли победила, и он начал свою прощальную речь.
— О божественный и покровительствующий мне и моему роду, великий и вездесущий, сеющий смерть врагам и награды воинам, щедрой рукой своею даровав нам и нашим детям свежую дичь, взываю к тебе, о «Охота», прими же душу мою, даруй мне проход к чертогам предков моих, надели смелостью пройти сквозь туман забвения...
— Это вряд ли. — Встрял я, и на меня вновь упал полный ненависти и презрения взгляд.
Видимо, прерывать их таинства — плохой тон. Как жаль, что мне плевать.
— Вряд ли этот трусливый пёс, божественный «Охота» сможет хоть кого-то наделить смелостью. Тот, кто сбегает от сражения при первом признаке страха — обычный слизняк.
— Да что ты знаешь, о нашем повелителе, проклятый хаосит?
— Я даже могу тебе его рожу нарисовать, причем очень удивлённую, когда понял что вскоре имеет все шансы сдохнуть. Ну что ты смотришь на меня, глаза вытаращив? Хочешь к ссыкуну своему идти — вали. У меня дохрена работы.
Что-то мелькнуло в глазах шайтрана, отчего он тяжело задышал, а клинок так и остался прижатым к шее. Он на долгую минуту завис, полностью поражённый моими словами. Всё его естество шайтрана требовало броситься на меня, попытаться уничтожить, отомстить за своего божественного владыку. Но он понимал всю тщетность этого поступка. Знал я и о его запасном плане, который не даст мне исполнить задуманный захват зиккурата и шайтранов, не позволит прибавить самых трусливых шайтранов к войскам мятежников. Всего лишь маленький росчерк, и небольшой артефакт создаст взрыв, что не станет для меня угрозой, но станет для остальных сигналом. Сигналом об отправке в другой мир. Слышал я и о приказе сотни самых отмороженных и фанатичных воинов Тхулуаменчи проконтролировать отправку в чертог его солдат и воинов. Таков был план... Всего лишь маленький росчерк...
— Докажи... — осипшим и лишённым силы голосом потребовал самоубийца, чем вызвал с моей стороны лишь улыбку.
Почти пять тысяч воинов с оружием в руках стоят и ждут на площади перед главными вратами в зиккурат. Стоят и ждут, пока их мудрый покровитель не сделает следующий шаг. Но сможет ли он?
— Песнь Эресата — святого послушника Созидателя. Том четвёртый, глава третья, стих второй. Одно из немногих описаний истинной природы божественного «Охоты». Я и сам до последнего думал, что это лишь фантазия автора. Но, как выяснилось, после встречи с твоим владыкой написанное там точь-в-точь отображает истинные силы этого вашего предка, пошедшего по божественному пути. Его сила до отречения от тела. И после. Ты знаешь, что слово «Песнь», если использовать транскрипцию старой эпохи, можно трактовать как «Хроника». Многое мне дала эта книга, за исключением понимания силы Создателя. И исчезновения пятого божества шайтранов. Божественного с силой Хаоса. Так почему же, подумай, я обладаю силой, что так похожа на силу твоего Владыки?
— Владыка может извергать молнии и разговаривать силой стихии. Его слова — непреложный закон! Буря — его приказ!
— Обычное, хоть и сильно расширенное заклинание с усилением голосовых связок. Произносится из множества мест практически одновременно, вызывая эффект громового голоса с небес. Затратное по мане, не боевое, но очень влияющее на глупых шайтранов заклинание. Повторить не сложно, но я не транжира. Молнии и прочее вообще ерунда. Он просто старался появляться там, где бушевала буря. Ваш Эресат, кстати, очень умный шайтран был, об этом прямо писал, что Охота обожал грозу и никогда не пропускал её, ведь она дарила ему вдохновение. Так он во время грозы и обрёл божественность. Короче — это обычный загон с его стороны.
— Твои слова — ядовитый мёд. Ты просто дуришь голову моему господину! — вмешался в наш диалог замерший всё это время статуей военачальник.
— Да мне плевать. Сдохнете — пойду к следующим. Но вот, чтобы тебе было проще поверить мне.
Я махнул рукой, и передо мной появился ноутбук и модем. Пару минут, и я установил связь с сетью, и Куратор перекачал некоторые материалы.
— Вот это вид с космоса. Место сражения — чёрная гора в Чили, не слишком далеко отсюда. Он нашёл меня и застиг врасплох. Вот облака начали свои движения, а вот яркие вспышки — всплески маны и покрова хаоса, которые выплеснулись во внешнюю среду. Второе видео — с далёкого дрона наркоторговцев над морем. До момента его падения. Качество — говно. Но какое есть. Всё те же вспышки, невидимый противник, и вот, он появился. Старый трухлявый пень.
— Он тебя побеждает.
— Смотри дальше... Вот, видишь, резко отскочил от меня. И спустя секунду исчез. Вот и вся суть твоего божественного «Охоты». Как только добыча оказалась ему не по зубам — сбежал,
