Баранов полыхнул полным ярости взглядом.
– Исчерпал! – зло повторил Хамза. – Говорить с нею будешь только по делу. Я скажу, о чем ты будешь спрашивать. Ничего личного, ни единого слова! И без глупостей, прошу тебя, чтобы мы там свалку не устроили, не напугали беременную женщину.
Открыл входную дверь.
– Войдите!
В комнату ввалились трое крепышей. Все они служили в «Барбакане», и про каждого из них Китайгородцев твердо знал: по первому знаку Хамзы бросятся вперед, не раздумывая, и будут ломать, пока не обезвредят, кто бы там перед ними ни был. Вот зачем отлучался Хамза. Баранов тоже все понял, побледнел.
– Я поеду с вами, – сказал Хамзе Китайгородцев.
– Зачем? – хмуро осведомился шеф.
Не было у него такого в планах.
– Я ведь этим делом занимался, информацией владею, – поспешил обосновать собственную нужность Китайгородцев.
На самом деле он хотел, чтобы рядом с Барановым в эти трудные для него часы хоть кто-то был, кто не против Баранова, у кого хоть капля сочувствия будет.
– Хорошо, – коротко сказал Хамза.
То ли не расшифровал Китайгородцева, то ли все понял, да не нашел причины отказать.
* * *
Ехали двумя машинами. Китайгородцев сел в ту, где были Хамза и Баранов. Хамзе это, кажется, не очень понравилось, но он промолчал.
Баранов оказался зажатым на заднем сиденье между Китайгородцевым и другим охранником. Хамза сидел впереди и сказал, не оборачиваясь:
– Антон, тебе глаза сейчас завяжут. Так надо.
И сидевший рядом с Барановым охранник тут же достал из кармана траурный черный платок – и это у них было готово, оказывается, и снова Китайгородцева происходящее покоробило.
Баранов не возразил. Ему завязали глаза. Наверное, Хамза не хотел, чтобы Баранов знал, где прячут его Люду, и не попытался потом ее разыскать.
Поехали в Москву. По дороге Хамза инструктировал Баранова, о чем тот должен расспрашивать Людмилу, а о чем не имеет права говорить ни в коем случае.
Китайгородцев отрешенно смотрел в окно. Город за тонированным стеклом выглядел мрачным, словно на него во внеурочный час вдруг опустились сумерки.
Въехали на территорию какой-то больницы, проехали через всю территорию, огибая один за другим бесчисленные корпуса, и, в конце концов, въехали в распахнувшиеся перед ними ворота, оказавшись в довольно большом, способном вместить еще две или три такие же машины, плохо освещенном помещении. Ворота закрылись, отгораживая их от дневного света. Двое мужичков в медицинской униформе топтались неподалеку. Один из охранников «Барбакана» их прогнал, и только когда помещение обезлюдело, Баранова вывели из машины и сняли с его глаз повязку. Лучше бы пока этого не делали. Когда вслед за Хамзой процессия направилась к дверям грузового лифта, обнаружилось, что тут сторожили изгнанные на время санитары. У лифта стояла каталка, а на каталке лежал труп. Кто это был – не понять, простыня скрывала покойника, но угадывался силуэт и торчали голые задеревеневшие ступни. Китайгородцев видел, с каким ужасом смотрел на страшную каталку Баранов – не мог отвести взгляд все то время, пока не пришел лифт.
Маршрут был странный: сначала поднялись на один этаж вверх, прошли по безлюдному коридору, после чего по узкой и тоже безлюдной лестнице спустились вниз. Здесь, в небольшом закутке, у запертой двери дежурил знакомый Китайгородцеву охранник из «Барбакана». Стало понятно, что они уже на месте.
Охранник отпер дверь ключом.
Гурьбой вошли в палату. Люда Потапова, облаченная в больничный застиранный халат, сидела на кровати. Увидев Баранова, просветлела лицом, но только на мгновение, потому что выглядел он ужасно и еще людей с ним было так много, что Потапова смекнула, видимо, что это неспроста, – и она побледнела, о чем-то догадавшись.
– Ты как? – первым делом спросил Баранов.
– Нормально, – осторожно ответила Люда.
Она стремительно прозревала, и эта больничная палата уже представлялась ей тюремной камерой, что в данной ситуации было не так уж далеко от истины.
– Меня попросили узнать, – сказал Баранов, самим построением фраз отделяя себя от сопровождающих его людей, демонстрируя Потаповой, что он с ней, а не с ними. – Спросить у тебя, действительно ли ты год назад уже пыталась устроиться на работу в дом к Проскуровым. Здесь, в Москве.
– Разумеется, нет. А что? – ответила на это Люда с напряженной улыбкой, которая нисколько не украсила ее лицо.
– Люда, никто не сделает тебе ничего плохого, – произнес глухим голосом Баранов. – Я тебе это обещаю. Только ты скажи…
– Нет! – твердо сказала Потапова, даже не дослушав его. – Я же сказала – нет!
– Подумайте хорошо, – посоветовал стоящий у окна Хамза. – Потому что, если ваши ответы будут неискренними, возникнет вопрос, зачем вы лжете. Давайте лучше говорить начистоту.
Люда хмурилась и молчала.
– Вам известно такое кадровое агентство «Друг семьи»? – приоткрыл карты Хамза.
У Люды еще оставались пути для отступления. Но она не воспользовалась ни одним из возможных.
– Нет, я первый раз слышу! – ответила Люда с холодной решимостью лжеца, решившего отпираться до последнего.
Хамза сделал движение рукой. Ему тотчас передали тонюсенькую папку. Из этой папки он извлек несколько листков, один из них протянул Люде со словами:
– Это анкета.
Люда вчиталась в текст и покраснела. Это была ксерокопия анкеты, которую она год назад собственноручно заполняла в агентстве «Друг семьи».
– Мы можем устроить вам встречу с девочками из этой фирмы, – ровным голосом, без малейшего намека на угрозу сообщил Хамза.
– Ну и что! – дерзко ответила Люда, зло прищурившись.
– Это ваш почерк?
– Нет! – быстро сказала Потапова.
И стало понятно, что она до последнего будет все отрицать.
– В этом ничего страшного нет! – не выдержал Баранов. – Скажи им – и все дела!
Люда полыхнула злым взглядом. Ощущение было такое – будто ударила Баранова. Он смолк.
– Еще вопрос, – негромко произнес Хамза. – Не доводилось ли вам в последние год-два кардинально менять внешность? Так, чтобы мама родная не узнала.
Смотрел вопросительно на Люду. Та молчала. Тогда Хамза показал ей еще один листок. Ксерокопия фотографии Люды – когда она была совсем другой, нисколько не похожей на себя сегодняшнюю. Потапова только взглянула на фотографию и тут же отвернулась.
– Ты выйди, – попросил Хамза Баранова. – Подожди там, в коридорчике.
Баранов не посмел ослушаться. А следом за ним по молчаливой команде Хамзы вышли и трое «сопровождающих» – чтобы Баранов не оставался без присмотра. И теперь в палате оставались только Люда, Хамза и Китайгородцев.