был ответ, и дверь той комнаты закрылась перед ней. Она стояла в смятении, в сознании вины, грызла ноготь. Потом сбегала в ванную и принесла тряпку — затереть лужицы талого снега на полу. Но Алеша наступил на тряпку ногой и тоже сказал непреклонно:
— Иди, иди. Управимся. — Он нагнулся и стал действовать тряпкой с уверенным домохозяйственным навыком. Юля села в углу, плечи у нее вздрагивали.
— Дано: Жанне д’Арк хочется спасать Францию, — сказал Адамян меланхолически, — а папаша велит ей пасти коз. Спрашивается: как им договориться?
Алеша присел на корточки, поправил очки и заговорил:
— Нет… все-таки самостоятельность начинается не с того, чтобы доводить предков до инфаркта. Как-то иначе их надо воспитывать.
Вышла к ним Марина:
— Спит без задних ног… Алеша, зачем? Отдай-ка тряпку.
— А я уже все.
— Спасибо, ребята… Длинный был день, правда?
— Особенно мне спасибо, да? — всхлипнула Юля.
— Юля, не разводи мне сырость тут! Уладишь с мамой разумно, по-взрослому, и не будет никаких трагедий… Не инфантильничай, поняла?
— Тем более, — сказал Адамян, — что тебе не нужно осаждать Орлеан и спасать Францию. Спокойной ночи, Марина Максимовна.
Она стояла в дверях, провожая ребят.
Смородин, уходивший последним, сделал два шага вниз, потом три — обратно: огорченное лицо Марины не отпускало его.
— Зря вы так… Нельзя на всех реагировать с одинаковой силой, не хватит вас.
— Уже не хватает. На Майданова, например. На Таню, красавицу нашу… Да на многих…
— И что? Будете переживать?
— Сейчас нет, не буду. Выдохлась. Начну завтра с восьми утра, — улыбнулась она. — Спокойной ночи, Алеша.
* * *
— Разрешите?
В директорский кабинет входит учитель физики Сумароков — поджарый, высокий человек с палкой.
— У меня пустяковый вопрос. — Он прохромал только полрасстояния от двери до стола, остановился почему-то на середине и заговорил, избегая называть Назарова по имени-отчеству (может, не запомнил еще?). — Нельзя ли так устроить, чтобы приказы по школе оглашались не на уроке?
— Простите, не понял.
— Входит ваш секретарь, формально извиняется и отнимает ни много ни мало, а пять минут… Удобно ли это учителю — такая мысль не волнует ее.
Дверь распахнулась.
— Как вы можете, Олег Григорьевич? — вперед выступила пухленькая блондинка Алина. — Это я что, развлекаюсь? От нечего делать, да?
— Не знаю, милая, но так нельзя. Перед ребятами рождалась планетарная модель атома Резерфорда… и вдруг — пожалуйста! — является совсем другая модель…
— А уж это нехорошо, ей-богу! — Алина просто вне себя от сумароковского тона.
— Почему же? Модель сама по себе недурна, но не взамен резерфордовской, киса! А как по-вашему? — спросил физик Назарова.
— Минутку, Алина, это что — приказ о дежурстве в раздевалке?
— Ну да. И в буфете.
— Вот там и повесить. А если зачитывать — только на линейке с этого дня. Урок — неприкосновенное дело. Поняли?
— Я понятливая. — Алина поиграла многозначительной оскорбленной улыбкой.
— Это все, Олег Григорьич?
— Да, благодарю. — Он удалился, сухой и прямой, как раз в тот момент, когда звонок прекратил перемену.
— Уж для него-то я никак не «киса»! — Алина сузила глаза. — Во внучки ему гожусь…
— Ну-ну-ну… — произнес в рассеянности Назаров, собираясь на урок.
— Так будет каждый приходить и ставить свои условия. Знаете, что это, Кирилл Алексеич? Это ваш характер испытывается!
— Знаю! — бросил он, уходя. И уже в дверях: — Если позвонят из милиции насчет того беглеца из пятого «А», поднимитесь сказать, ладно?
— Как? Среди урока? Вы ж сами только что…
— А сейчас я говорю: если найдется ребенок, поднимитесь сказать. Среди урока! Истина конкретна, слыхали?
* * *
Кабинет военного дела и автомобилизма. Стенды, макеты, карты военной топографии. Ящик с песком. Присутствует только мужская часть десятого «Б».
Назаров трогал указкой нарисованный дорожный знак, глядя на Алешу Смородина. Тот стоял, от него требовалось этот знак истолковать.
— Ну?
— Запрещен разворот? — гадал Алеша.
— Пальцем в небо. Майданов!
— Преимущество в движении встречного транспорта, — спокойно, с ленцой сказал Майданов.
— Так, дальше. — Указка касалась другого знака. — Смородин!
— Не знаю, — сознался Алеша и сел, хотя Адамян подсказывал так, что повторить за ним легче легкого.
— Майданов! А ты постой, Смородин, постой…
— Конец запрещения обгона.
— Так, а здесь?
— Ограничение габаритной высоты… Подряд говорить? Ограничение нагрузки на ось.
— Майдан, ты уже машину, что ли, купил? — спросил кто-то сзади.
— А ты не знал? — огрызнулся он. — «Кадиллак»! Серый в яблоках…
— Тихо, остроумие потом… Смородин. — Директор подошел к нему вплотную. — Стало быть, по запрещающим знакам — ни в зуб ногой. Почему?
— Я уже говорил вам: я никогда не сяду за руль. У меня минус пять.
— Да-да, помню. И ты «неадекватен сам себе»…
— Даже если б разрешили, я бы не сел. Я был бы опасен! — Вдруг он улыбнулся. — Вон тот знак я понимаю…
— Который?
— Крайний слева. Означает «осторожно, дети!».
— Удивил! Тем более, что дети прямо нарисованы… Ну ладно, автомобилизм — дело факультативное, принуждать не могу. Но военная подготовка — это, брат, другое. На днях ты стоял такой же застенчивый, когда задача была — собрать автомат Калашникова. Теперь бы мог?
Алеша молчал.
— Да он же поступит в университет, Кирилл Алексеич! — не выдержал Адамян. — Ему же медаль обеспечена!
Назаров потемнел:
— Это еще не факт, Адамян! Факт, что есть статья шестьдесят третья Конституции СССР… Или выполнять ее — тоже не его мечта?
Алеша, у которого кровь отхлынула от лица, сказал:
— Там про мечту не сказано, в статье шестьдесят третьей… И я же не нарушил ее пока? Ни ее, ни других статей. Так что не надо повышать на меня голос. Если можно.
Назаров выслушал с усмешкой, взгляд его не смягчился:
— А профилактика? Сейчас я даже не про Смородина. Я — про «вечных белобилетников». Про эту установку их. Независимо ни от очков, ни от болезней… Когда молодой человек решает: солдатчина? казарма? хождение строем? Ну нет, увольте, это для других, для менее ценных!.. Симпатичен такой кому-нибудь из вас? Мне — нет.
Раздался звонок. Глядя прямо на Алешу, в глаза ему, Назаров закончил так:
— А про твои заслуги — и научные, и комсомольские — мне известно. И физик тебя нахваливает, и Марина Максимовна… Но в следующий раз я тебя гоняю по тактико-техническим данным, а также сборке-разборке автомата Калашникова. Основательно гоняю. Это ко всем относится! — предупредил и вышел.
Наблюдалось некоторое оцепенение.
Круглоголовый, с тонким голосом Ельцов высказал:
— Парни, а ведь у нас директор еще не обозванный ходит! Кличка Унтер подойдет?
— В смысле — Пришибеев? — уточнил Женя.
Подошел к Алеше Майданов, предложил с неловкостью и поэтому грубовато:
— Взять тебя на
