class="p1">Он пришёл в дом Тёся, уселся на галерее и сказал:
— Я странствующий монах, иду с востока взглянуть на столицу. Угостите чайком.
Потом повернулся к стене и будто самому себе сказал:
— Да, жаль. О, Три Сокровища![198] С древних времён и до наших Дней не было и нет большего страдания, чем любовь. Когда начинаешь искать, в чём причина страданий — оказывается, она заключена в любви. Встретились и расстались… Или же тоска — не смогли встретиться… Вот один юноша направлялся из столицы на восток, кто он такой — не знаю, первый раз видел, — так вот он занемог от любви, слёг в местечке под названием Фукиагэ, у залива Таго, что в Камбаре в Суруге. Лежит, окружённый тенью сосен, день прошёл, два, и вот теперь уже трижды семь дней минуло, только вздыхает и скоро, видно, умрёт. О, Три Сокровища!
Рэндзэй спросила его: «Послушай, монах, а сколько лет этому юноше и как он выглядит?»
— Ростом маленький, волосы на висках чуть курчавятся, и кожа очень белая.
— А как одет? И есть ли у него украшенные золотом длинный и короткий мечи? — спросила Рэндзэй.
— Всё точно, как ты говоришь. Похоже, такой мог бы быть и полководцем во главе многотысячного войска.
Ничего больше не сказав, монах пропал, словно растаял.
Рэндзэй тут же отправилась к Дзёрури. Сердце разрывается от того, что случилось с Дзёрури. Отдавшись слуге Китидзи, она навлекла на себя материнский гнев, и теперь у неё больше не было двухсот сорока дам в услужении, с ней осталась только одна кормилица. Дзёрури пришлось поставить себе хижину из хвороста в отдалении от дома Тёси. И жила она теперь — хуже не придумаешь. Узнав о судьбе Ондзоси, она опечалилась. Рэндзэй посмотрела на неё и сказала так: «Послушай! Чем вздыхать, лучше поищи его у залива Таго, что Камбаре в Суруге. Мне и самой не под силу видеть твои страдания, давай отправимся вместе».
Дзёрури очень обрадовалась. Она надела непривычное для неё простое дорожное платье, и они отправились в путь. Это было её первое путешествие. Ноги кровоточили, они стали ярко-красного цвета, будто краской окрашенные. Слёзы вели Дзёрури и Рэндзэй, они помогали распознать путь. Как говорится, на пути луны и солнца нет застав со стражей. Мужчина добрался бы от Яхаги до Фукиагэ за пять дней пути, женщины пришли на девятый день.
И вот они прибыли к заливу Таго, подошли к местному жителю и спросили его: «Здравствуйте! Вы ведь местный? Некий молодой человек, направлявшийся из столицы на восток, заболел и остался где-то здесь, у залива. Не видели ли вы его?»
«Знать ничего не знаю» — таков был ответ.
После этого Дзёрури заговорила с неким путником. Она протянула ему косодэ — такое, какое одевают под двенадцатислойное одеяние. Тот внимательно посмотрел на девушку и тут же со всех ног бросился бежать с криком: «О, ужас! На побережье привидение!»
Местные жители услышали крики. «Так уж повелось, что в эту бухту раз в год является оборотень с горы Фудзи и кого-нибудь забирает с собой. Когда приходит красивый мужчина, он забирает женщину; когда приходит красивая женщина, она забирает мужчину. Вроде в этом году должны забрать мужчину, вот и пришла женщина». Все местные жители убежали — кто на восток, кто на запад; все попрятались, ни одного не осталось.
Не могло же быть так, чтобы Ондзоси исчез без следа! Дзёрури и Рэйдзэй искали его и в высоких горах, и в долинах, но его нигде не было. Когда они пришли на дальнее побережье, день уже клонился к закату. Они посмотрели там и сям, но никакого жилища не обнаружили. В этот раз им пришлось заночевать на чистом прибрежном песке у залива, и их плачущие голоса будто спорили с криками куликов и чаек. С этого залива обычно дует сильный ветер, он поднимает волны и песок, который складывается в песчаные холмики. Поэтому-то залив и называют Фукиагэ — Ветреный залив. Бедная Дзёрури! С ней была лишь одна Рэндзэй. В разодранной одежде, намоченной волнами, вся в слезах, она не могла сомкнуть глаз.
Сцена двенадцатая
Спустилась глубокая ночь, родовое божество клана Гэндзи бог Хатиман, исполненный милосердия к этому миру, явился на побережье Фукиагэ в образе юноши лет четырнадцати-пятнадцати. Посмотрев на Дзёрури, он сдержал слёзы и промолвил: «Послушай меня! Юноша, которого ты ищешь, был там, дальше по берегу, где растут шесть сосен. Но, кажется, он уже умер. Я тогда ещё слышал, как там кричали птицы, а что случилось вчера и сегодня, я не знаю. Иди туда».
Пока юноша говорил, он держал девушку за рукав, но вдруг пропал, будто растаял. Дзёрури пробудилась ото сна и подумала, что это, должно быть, какой-нибудь бог подал ей знак. Её радости не было предела. Ночь понемногу стала переходить в раннее утро. Две женщины отправились искать Ондзоси между соснами дальше по берегу. Несчастный Ондзоси! Сильный ветер, дующий с залива на берег, насыпал песчаный холм, и он оказался погребён под этим холмом, так что его не было видно.
Однако всё же из-под песка был чуть виден кончик рукояти его отделанного золотом короткого меча. Понадеявшись на чудо, Дзёрури и Рэндзэй своими нежными, как листики клёна[199], ручками, обливаясь слезами, стали раскапывать песок. Среди соломы и болотной травы они нашли бадью с черпаком. Это придало им новых сил, они стали снова разгребать песок и вытащили жалкие останки Ондзоси. Прекрасный юноша стал подобен засохшему цветку. Женщины смахнули песок, освободив полы его одежды, но колени ещё оставались засыпанными песком. Ондзоси лежал на земле, обратив лицо к небу, и сказать, что его было жаль, — значит ничего не сказать.
— О, как же так, юноша из столицы! Мы ведь дали друг другу клятву на одну ночь, а я вон куда за тобой пришла. Какие грехи ты совершил в прошлой жизни, что заслужил такое воздаяние?! Но я решилась прийти сюда, так что дай посмотреть на тебя ещё хоть разок!
Дзёрури, утопая в слезах, прижималась к его груди, к его лицу, но всё было напрасно. В неизбывной тоске девушка омыла водой из залива руки и лицо и обратилась к небесам: «О, большие и малые боги шестидесяти шести провинций Японии! И все остальные божества! Будды! Проявите жалость и сострадание, внемлите моей мольбе! Этот юноша грешен, и всё же хоть ненадолго, пусть сейчас он вернётся в этот мир!»
Она молилась от всего сердца.
