– сомневалась, кто там, за клавишами. Они же оба… это… лауреаты.
– Молодец наша молодая учительница. Жалко, что уходит от нас.
– Уходит? Куда?
– В музыкальный колледж, концертмейстером.
А как же Лёва? Кто ж его пустит за фортепьяно?
Ираида Петровна смело, по-хозяйски, распахнула двери. Музыка смолкла.
– Заходи, Виолетта! – пригласила меня завуч.
Я услышала это уже на лестнице. Я сбежала.
Запел мой телефончик.
Перепрыгивая со ступеньки на ступеньку, я нажала на кнопку приёма.
Смс от Захарыча.
«Приходи ко мне в гости сегодня».
Ответ я отшлёпала на крыльце. «Не могу. Спасибо. В другой раз.»
Что?! Ведь именно о таком смс я мечтала месяц назад!
Вечером, вернувшись из магазина, куда меня посылала мама, я влетела в подъезд. Проскочила два лестничных марша и на втором этаже вызвала лифт несмотря на страх перед ним. Со мной это случается. Влетаю с улицы с разгону и не хочу останавливаться у кнопки, несусь дальше, пока хватает порыва. Лифт подъехал, раскрылся передо мной во всю улыбчивую пасть. Внутри кто-то был. Шагнув, я подняла глаза.
Капитонов!
– Добрый вечер, – поздоровался он и слегка мне поклонился.
Официально. Сухо. Он, что, диктор программы «Время»? Лицо с намёком вежливой улыбки. Длинная шея обмотана длинным вязаным шарфом.
– Привет, – сдержанно ответила я.
Мы не смотрели друг на друга. А мне так хотелось взглянуть на него, но взглянуть на мягкого, доброго юношу с голубыми глазами. А сейчас – я видела – его глаза прятались в жёсткие щёлки. По коленкам бьёт тонкая нотная папка на длинных шнурках.
Чужие люди в лифте подпирали противоположные стенки.
«Скажи что-нибудь! Что-нибудь скажи! Что-нибудь!» – молча молила я.
Телепатия – великое дело.
– Как дела? – спросили от противоположной стены. О, какой же далёкой была эта стена! Человеку разжали зубы ножом.
– Да нормально.
Проще сказать, что всё нормально, чем объяснять, почему так плохо.
Господи, как же долго ехать до восьмого! Целую вечность!
Конечная остановка.
Каждый своим ключом открывает свою дверь.
Вот и приехали.
Что мне сделать, чтоб он меня простил? Ну что сделать? Что?
Мейкап у меня всегда на лице. Назавтра джинсы и свитер были отложены в сторону. Оделась просто, как Джулия Робертс, когда она пришла к Хью Гранту в книжный магазин[7]. Вся такая не «Дольче и Габбана», но особенная, не всегдашняя, притопала в школу.
– Покровская, это ты чё ли?
Захар посмотрел на меня и протёр глаза. Снова посмотрел и снова протёр.
– Слышь, да ты ещё и красивая!
– Вот те на! А ты что, не знал? А ещё какая?
– Умная, ясно дело. Ты меня ловишь в сети?
– А ты ещё не там?
– Ещё не совсем. На полпути. Муха ты эдакая.
– Наверное, ты имеешь в виду, что я – паук. А муха – это ты.
– Точно-точно, паук. Паучиха. А я тогда – комарик, – Захар засмеялся.
– Считай, что тебя ловлю. Тебя, другого, третьего.
– Чё-о? Чё-то я не врубился.
– Я не только тебе хочу нравиться, – сказала честно.
– Слышь, Покровская. Я так не играю, – Захар скривил губы.
На перемене услышала, как Серёга Пяльцев сказал Вовке Айпину:
– Всё-таки как хорошо, когда женщина в юбке.
Обо мне, о ком же ещё. Да, я женщина. Выкинуть, что ли, джинсы в окошко?
Я прогуливалась мимо 10 «Б» и, понятное дело, кого мне до жути хотелось встретить. Пусть Лёва посмотрит, что я могу быть другой. Могу быть девушкой, женщиной. Может, тогда он изменит своё отношение и простит меня всё-таки? Перекинулась двумя словами с Водонаевой – речь шла о моём наряде, конечно. Она тоже посоветовала джинсы отправить на свалку.
Говорила я с Аней, а сама всё поглядывала в проём открытой двери соседнего класса – ну где там Лёвка-то, где? Для кого я сюрприз приготовила, где Капитонов.
– Ты Капитонова высматриваешь? – догадалась Аня. – Его нет.
– А где же он?
– Не знаю. А тебе, что, без него скучно?
– Не знаю. Кажется… – я вздохнула и взглянула на Аню почти виновато.
– А Захар? Ты больше не любишь Захара? – Аня оттащила меня к подоконнику, поставила перед собой и посмотрела на меня с ужасом, как на преступницу.
– Ань, я не знаю, – я отвела взгляд. – Может быть, нет?
Как будто она могла ответить!
– Шутишь?
– Не могу в себе разобраться.
– Ну ты и штучка, Покровская! – Аня покрутила головой. – Зайди после школы к Капитонову, спроси, в чём дело, вы же соседи. И мне сообщи в «Контакте». Мне тоже интересно, почему отличники прогуливают. Слушай, может он в 10 «В» перешёл? – Аня рассмеялась.
– Не могу зайти. Я стесняюсь его, Аня.
Анька расхохоталась:
– В тебе стеснения, Ветка, как во мне – африканской крови.
Вот напрасно она так думает. Только, может, это не стеснение, а что-то другое?
Лёвы нет в школе.
Значит и музыки не будет, ясное дело, но после уроков я всё-таки подёргала дверь музыкального кабинета. Вдруг он прячется от меня здесь?
Заперто.
И его сердце заперто.
Но музыку слушать буду! Сидеть под дверью буду! Кто запретит?
Стоп! А может, он заболел? Вот я тупая: вчера в лифте он кутался в шарф. И кашлянул два раза.
Эта мысль меня неожиданно успокоила. Я ухватилась за неё, как за соломинку. Простуда – это не страшно. Пройдёт дня три-четыре, и я его снова увижу. Переживу как-нибудь. Ох, как же это долго – четыре дня. К нему домой зайти, справиться о здоровье? Нет, не пойду. Я с Захаром унижалась, с Лёвой – не буду.
Пролетело не три, не четыре дня. Неделя. Лёвы по-прежнему не было в школе.
С Захаром мы теперь запросто ходили в буфет. Пили чай с булками. Сидели за одной партой. Ему понравилось со мной сидеть. Я снабжала его запасной ручкой, потому что он свою то забывал, то она не писала; учебниками – ему было лень их таскать; мелкой денежкой – на пирожки. На уроках наши локти соприкасались. Мы иногда толкались локтями. Иногда своей лапой в зимней кроссовке он наступал мне на ногу. Как будто невзначай. То есть он со мной не сильно, но заигрывал. К моему ужасу мой локоть оставался глухим. И нога просто выползала из-под его кроссовки. Ничто меня больше не жгло. Электричества между нами не пробегало. Мы стали просто друзьями.
Но что случилось? Почему он перестал меня волновать? Ведь он же прежний – его лицо с тёмными глазами и чёлкой, спадающей на лоб – такое же смазливое, нежное, без всяких юношеских прыщей. Такие
