мыслью, что никогда не вернусь, и все-таки возвращаюсь, – сказала она глухим голосом престарелого трупа. Ее телу было чересчур тяжело так долго носить нас обеих. – Будто что-то здесь потеряла и не могу уйти, пока опять не найду.
Мне было интересно и это место, и ее связи с ним, но что я точно узнала с тех пор, как провалилась в тело императрицы, так это подлинную усталость. Она все туманила, все тормозила, и я хорошо понимала, что в таком состоянии сил нет ни на что, наплевать на проросшее сквозь дом дерево.
– Я никого не вижу, – добавила императрица, когда повозка затряслась и зашаталась на подъездной дорожке.
От такой тряски могло запросто отвалиться колесо. Но даже перспектива быть выброшенной на дорогу меня не особенно волновала.
– Знахарь не любит гостей, – заметил капитан Энеас. – Он вряд ли устроит приветственную вечеринку. Скорее, спрячется и сделает вид, что его нет дома.
Я вообразила этого совершенного богочеловека прячущимся в шкафу, как ребенок, и мне даже удалось усмехнуться.
– Да ты очнулась, госпожа Мариус, – сказала императрица, оглядевшись. Взгляд мертвых глаз был почти неподвижен. – Я думала, ты спишь.
– Невозможно спать в такой тряске, – ответила я.
Подскакивая и раскачиваясь всю дорогу, повозка наконец подползла к парадным воротам. За ними был двор, украшенный эррантской резьбой, где стоял иеромонах, когда явился за нами. Невозможно избавиться от чувства, что жизнь ходит кругами.
– По-прежнему никого, – сказала императрица. – И ничего хорошего это не сулит.
Она спрыгнула на ухабистую дорожку и зашагала к воротам с бесстрашием человека, который уже мертв. На полпути она обернулась и дернула плечами.
– Возможно, они внутри, но здесь никого.
И то неплохо.
Капитан Энеас с усталым стоном слез с козел.
– Давай помогу. – Он подошел к задней части повозки. – Есть кто в этом доме или нет, но нам необходимо остаться на ночь и отдохнуть. Возможно, еще найдем кое-какие бумаги. Похоже, он предпочитал все записывать.
– Я не нуждаюсь в помощи, – буркнула я, стараясь принять положение, более близкое к вертикальному.
– Неужто? Уверен, ты можешь легко… соскочить и умчаться прочь. Но, дай угадаю, тебе этого просто не хочется?
– Не будь такой язвительной задницей.
– Не будь занозой в моей язвительной заднице. – Он протянул мне руку. – Давай, я слишком устал для перепалок.
Он выглядел утомленным, а темные круги под глазами за несколько дней прибавили ему лет десять. Поспать было невозможно, мы редко останавливались, все время боялись, что Лео следует за нами по пятам. А если Знахаря нет дома… Я даже не задумывалась, что тогда делать. Куда идти.
Приняв руку капитана, я позволила ему поднять меня на ноги. Нетвердые ноги. Пришлось опереться на его руку, поскольку мир закружился, а по краям поля зрения уже ползла темнота. Он терпеливо ждал, но, кажется, встревожился.
– Я хорошо себя чувствую, – сказала я. – Просто голова закружилась.
– Ага, прекрасно. А я нисколько не беспокоюсь, что ты сейчас свалишься замертво, совсем нет.
– Это не утешает.
– И не должно. Мне кажется, мы больше не пытаемся успокоить друг друга, госпожа Мариус. Вот, держись за борт повозки, я спрыгну, а после сниму тебя. Конечно, с твоего разрешения.
Он так снисходительно произнес последнюю фразу, и я пожалела, что не хватит сил ударить его и не рухнуть. Что поделать, я схватилась за край повозки и позволила ему спустить меня наземь, ощущая себя так же хорошо, как подбитая птица.
– Идти можешь? Или дать тебе руку?
– Я могу идти, – отозвалась я, хотя еле ползла.
Императрица уже скрылась в доме, но отсутствие каких-либо звуков оптимизма не вызывало. Несмотря на малое количество прислуги у Знахаря, прежде этот дом таким безжизненным не казался.
Проковыляв половину двора, по пути расслабляя одеревеневшие суставы и мышцы, я уверилась, что мы здесь одни. Когда вышедшая императрица покачала головой, умерла последняя надежда.
– Никаких следов. Похоже, дом покинули несколько дней назад. В мастерской лежат трупы, но они какие-то… липкие.
– Восхитительно.
– Только не говори мне, что брезгуешь мертвецами, госпожа Мариус.
Я встретилась с ее взглядом – слегка выпученные глаза покойного странника, кожа бледная, как восковая.
– Мертвецы бывают разные.
– Какая мудрость! Постараюсь это запомнить.
– И чего мы сегодня такие злобные?
Императрица потупилась.
– Может быть, это как-то связано с тем, что не удалось отдохнуть, или с бегством от непонятного фанатичного изувера?
– Не-а, думаю, это из-за того, что мы все мерзавцы.
Императрица прищурилась, но предпочла отвернуться и не клюнула на мою приманку.
– Пойду поищу на кухне еду. Тебе надо отдохнуть.
– Ты теперь указываешь мне, что делать?
– Пока ты в моем теле – именно так, я буду указывать, что тебе делать, – бросила она через плечо. – Это тело протянет недолго, и тебе нужно отдохнуть, а иначе мое не сможет поддерживать нас обеих.
Она права, но мне было тошно все время чувствовать себя разбитой и слабой, не в силах делать то, что нужно. Путь от повозки до входной двери показал, на что я теперь способна.
– Я знаю, что необходимость заботиться о себе тебе непривычна, госпожа Мариус, и знаю, что это тебя раздражает, ведь ты привыкла быть гораздо сильнее. Мне потребовалось много времени, чтобы хоть как-то с этим смириться. Идем. Я помогу тебе лечь. Ты отдохнешь и поешь. Потом попробуем выяснить, что наш Знахарь знал об этом ублюдке.
Кайса снова пришла в мой сон. А вернее, во сне я стала ей, мои связанные онемевшие руки покоились на коленях. Экипаж трясся подо мной, но сквозь грохот и лязг звучал голос. Лео восседал напротив, положив ногу на сиденье и держа на коленях открытую священную книгу. Расслабленный, без маски и с растрепанными волосами, он обладал какой-то неистовой красотой, так не соответствующей безжизненной версии того же лица, которую я привыкла видеть у Септума.
– Человек преклоняет колени на рассвете и на закате и благодарит Бога за ночь и день, за луну и звезды, – читал он, и слова окутывали меня, как теплое одеяло. – Хотя он преклоняет колени вместе с другими, он один в глазах Бога, как и тот, кто с ним рядом. Каждый из собравшихся на молитву одинок перед Богом.
Лео поднял голову. Наши взгляды встретились. Я впервые заметила, что его глаза, глубокие заводи, где я могла утонуть, были зелеными, с золотисто-карими крапинками. «У них всех одинаковые глаза?» – сонно и расслабленно подумала я, не в силах отвести взгляд. Он умолял меня помочь ему. Никто и никогда не просил меня о помощи. Никто и никогда во мне не нуждался.
– Нас великое множество, – продолжал он. – Мы паства, мы едины, даже если разделены. Всякий, кто преклоняет колени, посвящая Богу свои мысли, душу и тело, больше не одинок. Пусть его колени на холодной земле, пусть туман утра скрывает все от его глаз – он не одинок. Он больше никогда не будет один.
Лео закрыл
