стоят, так страшно…
— Конечно же нет. — врет ей в лицо Дия: — я что, дурочка, что ли — воровать. Это тебе не Чэнь, тут мигом вздернут и не посмотрят. Даже в бордель продавать не будут. Нет, я в кондитерской у старенького Ди Су подработала, помогала с утра выпечку носить и огонь поддерживать.
— Какая же ты умница, Старшая! — улыбается Сина: — если будешь стараться, то они могут и оставить тебя на работе. У тебя будет работа! Как здорово! Вот ребята обрадуются, как узнают! А где Иши? Тоже подработку себе нашел?
— Вроде как. — все время врать младшей Сине ей неудобно, пусть этот Иши сам за себя отдувается. Болтун. «Давайте рванем в Лань, там же воровства говорят совсем нет. А если нет — значит мы самые крутые будем!». И ведь ума не хватило, сообразить, что не просто так в Ланьин нету воровства. Ни разбоя, ни грабежа, ни воровства. Почему? Да потому что все, кто воровал или разбойничал — на столбах висят. Серые не церемонятся. Это в Чэнь можно было отговориться или откупиться. Здесь же… не было такого, чтобы человек, оказавшись в руках у Серых — смог выкрутиться. Как они устанавливают, кто врет, а кто правду говорит — она не знала. Да только факт оставался фактом — в Лань не было даже скупщиков краденного. Воровство в Чэньюэнь опиралось на скупщиков краденного и владельцев ломбардов, которые не выдавали воров, получая тройную прибыль от продажи украденного. Здесь же этого не было. Скупщики краденного и укрыватели разбойников — были приравнены к преступникам и как следствие — висели на столбах.
Так что никто не ждал «Великую Банду Иши» в Лань. Никто и ничто, если конечно не считать пустующие столбы на окраинах города.
Младшая Сина послушно улеглась на соломенную циновку и Дия заботливо укрыла ее грязным лоскутным одеялом. Надо бы его постирать, подумала она, но это же целое дело. Выбрать солнечный денек, а уже осень на дворе. Выйти за город, в городе стирать в канавах нельзя, это не канавы, это мелиорационные каналы с теми самыми золотыми карпами. За такое наказывают. На столб не повесят, но бамбуковыми палками по спине или по пяткам — тоже ничего приятного. Значит за город нужно выйти, вдоль реки, там, где частные пристани заканчиваются, постирать, высушить и вернуться. Это целых полдня, а то и день. Надо бы, конечно, выбрать денек, закупить еды и выйти с младшими, и постирать и самим искупнуться и вымыться, а то от Иши так пахнет, словно он с козлом ложе делит.
— Лежи и жди, хорошо? — говорит Дия, наклоняясь над младшенькой Синой: — мальчики сейчас воду принесут, Иши тоже скоро прийти должен. А я схожу в лавочку, риса куплю. И рыбки. Толстенькой такой, как в прошлый раз. Чтобы во рту таяла. А если будешь себя хорошо вести и не вставать, то я принесу тебе кунжутный шарик. В меду. Хорошо?
— Хорошо! — кивает Сина: — клянусь, что не сдвинусь с этого места, пока ты не вернешься! Я буду хорошей девочкой. Моя старшая сестра Дия — хорошая девочка, и я — тоже буду. Вот выздоровею и устроюсь на работу в пекарню. Или швеей. Тоже буду деньги в семью приносить, вот увидишь! Куплю тебе столько кунжутных шариков, что ты объешься!
— Обязательно. — Дия целует ее в лоб и встает. Колени протестующе ноют, ей бы тоже прилечь, она устала, с самого утра того купца выслеживала, ждала возможности незаметно ему руку подбить, чтобы тот мелочь рассыпал… но она не может. Чахотка. У младшенькой Сины явно чахотка и чтобы болезнь не развивалась, ее нужно хорошо кормить и держать в тепле, а у них нет денег. Все их деньги сейчас лежат в поясе у Дии, две медные монетки и одна серебрушка. Хорошо, что сегодня у нее получилось, но что они будут есть завтра? Она может обойтись и без еды, ничего страшного, она и Иши, мальчики — все они могут и поголодать день-другой, пока не найдут денег или еды. Но младшая Сина… она угасала на глазах. Может и в самом деле нужно было ее в бордель пристроить? По крайней мере там бы ее кормили…
Она отодвигает в сторону циновку, которая закрывает проход и, сгибаясь пополам — вылезает наружу. Поправляет пояс и пересчитывает деньги. Две медные монетки и серебрушка. Зря она пообещала Сине кунжутный шарик, за стоимость одного шарика можно еще две порции риса купить…
Она идет по улице, мысленно считая деньги. Если купить хороший рис, рассыпчатый, белый, с целыми и длинными зернами, то будет целых пять порций. Но надо купить еще и один хвостик рыбки, пусть даже худенький. Значит — три порции риса. Но если она купит рис в лавочке за углом, серый рис, который слипается и из которого, по слухам — готовят клейстер для Великой Стены, то можно купить риса в два раза больше. Ну и что, что он серый? Все равно же рис, в животе не видно какого он цвета, а насыщает он точно так же как и белый. Не такой вкусный, но и ладно. Зато с сытыми животами все сегодня спать лягут. А кунжутный шарик она возьмет в кондитерской у старенького Ди Су, глядишь тот и разжалобится, еще один положит… в прошлый раз же получилось. У самого Ди Су детей нет, вот он и улыбается ей, когда они с Синой к нему заходят.
Она переходит на другую сторону улицы, увидев патруль Серых. Нет, она ничего такого не делает, но лишний раз встречаться с Серыми желания нет. Серые практически правят этим городом, есть еще Желтые, говорят они несут службу в дворце, называют себя Золотыми Летающими Карпами… вот откуда такое отношение к этим рыбам. На взгляд Дии никакие они не Золотые, просто Желтые. А Серые — это Серые, а не Серебряные. И никакие они не рыбы. Рыбы никого не убивают.
— Добрый день, мудрый и красивый дядюшка Ди Су! — говорит она, войдя в лавочку-кондитерскую. Внутри вкусно пахнет сладостями и выпечкой, и она невольно сглатывает слюну. Живот недовольно бурчит, напоминая, что она не ела со вчерашнего дня.
— О! Маленькая бродяжка! — выпрямляется из-под прилавка старенький Ди, который раскладывал товар на витрине: — и тебе добрый день. Как твоя младшая непоседа?
— Все хорошо. — врет Дия. Старенький Ди
