от чьей-то глупой самонадеянности, то она будет вашей собственной, дон Дарок. — Тётя втянула в руки черноту заклинания и улыбнулась, а мне опять почудилось нечто змеиное в её улыбке. Всё-таки есть преимущество подглядывания через иллюзорный экран: видишь всё без Сиятельного флёра. — Чтобы вы умерли здесь, я должна вас здесь забыть. Признаться, пару раз мне это уже захотелось.
Диего нервно хохотнул, давая понять, что оценил шутку. Но в глазах его веселья не было, равно как не было веселья на лице тёти. Она сказала, что думала, после чего развернулась и опять пошла к выходу. Диего ускорился, не отставая от неё ни на шаг. Видно, решил, что не стоит давать врагине возможность его тут оставить.
— А что вы скажете Теодоро, если меня тут забудете, донья Хаго?
— Думаете, Теодоро будет меня расспрашивать, дон Дарок? Вы слишком высокого мнения о своей персоне.
— У меня есть на это основания.
— Двуединый. — Тётя опять замерла, хотя была почти у двери. — Дон Дарок, для Теодоро что вы, что я — лишь орудия. Когда орудия ломаются, о них забывают. Какие у вас планы на сегодня?
— Заберу вещи и рвану к границе. Подозрительно это не будет, я и раньше собирался, якобы обсудить с Теодоро предложение по поводу Марселы.
— Марсела? Это кто?
— Теофренийская принцесса.
— Ааа, — равнодушно протянула тётя. — Что ж, дон Дарок, вам повезло: не будет Марселы и предложение автоматически аннулируется.
Она дотронулась до двери, и Диего торопливо, как маленький мальчик, ухватил донью за руку, боясь остаться внутри здания, в котором отсчитывает часы бомба. Вышли они, держась за руки, как лучшие друзья, и так улыбаясь, что я на месте сеньора Муньоса, который их терпеливо дожидался, заподозрила бы, что этих двоих связывает крепкая взаимная неплатоническая любовь, несмотря на некоторую разницу в возрасте.
— И как, дон Дарок? — спросил он. — Обнаружили внутри следы пребывания племянницы доньи Хаго?
— Увы, нет, — состроил тот страдальческую физиономию. — Более того, здание в столь ветхом состоянии, что по нему страшно ходить. Не удивлюсь, если оно обрушится со дня на день.
— Что вы, дон Дарок, — ослепительно улыбнулась тётя. — Здание, построенное Сиятельными, не может просто так разрушиться. Хотя с тем, что обветшало, я вынуждена согласиться. Не бережёте вы доставшееся от предков, сеньор Муньос.
Если они таким образом пытались отвести от себя подозрение по уничтожению здания, то зря: обветшавшее здание если и рушится, то не уносит за собой весь университет. Хотя в отношении Диего можно было предположить, что он пытался намекнуть об опасности.
— Простите, донья, но у нас туда даже доступа нет, — опешил ректор.
— Это не снимает с вас ответственности, — отрезала она. — Дон Дарок, надеюсь встретиться с вами уже в Муриции, куда я незамедлительно выезжаю.
Она двинулась к выходу, прямая, как проглотившая кол кобра, и Диего пришлось практически кричать ей в спину:
— Донья Хаго, вы же приехали в собственной карете? Точнее, в карете Эрилейских?
— Места для вас, дон Дарок, там нет, — ответила она, не оборачиваясь.
Похоже, для неё общение с артефактом-бомбой тоже не прошло даром: очень уж она была взвинчена, чего не пыталась скрыть. Судя по тому, что студентов буквально сдувало с её дороги, флёр она не сдерживала.
— Не удастся вам сэкономить на дороге, дон Дарок, — попытался снять напряжённость ректор.
Диего смерил его таким взглядом, словно раздумывал, не прибить ли на месте за нанесённое оскорбление, но сдержался и бодро направился за своими вещами. От тесного общения как с опасным артефактом, так и с опасной графиней он уже полностью оправился. Даже цвет лица восстановил: и не подумаешь, что несколько минут назад этот смуглый молодой человек, дышащий здоровьем, мог прекрасно слиться со стеной. Разумеется, если бы полностью разделся — с такими яркими одеждами, как у него, затеряться на фоне побелки ни у кого не получилось бы.
Я повернулась к Раулю. Выглядел он, словно постарел лет на десять. Ещё бы, чуть не прохлопал знатную диверсию. Получается, Диего согласился на приезд именно с целью снести пустующий корпус? Но фамильяры? Неужели они никому не нужны? Ведь их тоже даже не попытались спасти, оставили такую возможность нам. Но как за двое суток можно разбудить и вывести такую толпу? А ведь им нужны хозяева, чтобы сразу после выведения из спячки, не исчезнуть…
Паниковать было рано, а вот действовать — самое время, если мы не хотим остаться у разбитого корыта. Точнее — у уничтоженного университета. Людей можно эвакуировать всех, но с горгульями такой финт не пройдёт.
— Рауль, — потрясла я принца за плечо, — не время для медитаций. Диего надо задержать и отобрать у него ключ. И донью Хаго тоже нужно арестовать и предъявить обвинение.
— Катарина, а как докажем? — он очнулся и показал, что не просто так уходил в себя, а в поисках нужных мыслей. — Будет моё слово против слова двух Сиятельных. И если в Теофрении моё слово чего-то стоит, то в Муриции оно не стоит ничего. Теодоро только и ищет повода для войны. Арест двух его Сиятельных подданных будет очень подходящим поводом.
— Это да, с арестом я погорячилась, но ключ-то нам всё равно нужен, — напомнила я. — Подозреваю, что без него мы не сможем попасть к бомбе и её обезвредить.
— Подозреваю, что и с ним мы не обезвредим. Я сталкивался с такими артефактами, они одноразовые.
— Если нельзя отключить, можно сломать или уничтожить. Но сначала нужно туда попасть. А потом будем решать проблемы по мере поступления, — предложила я. — Пока вам нужен карманник.
— Карманник? — удивился он.
— Чтобы незаметно обчистить дона Дарока, нужен карманник.
— На доне Дароке сигнальных артефактов, как клопов в плохой гостинице, — заметил Рауль. — Нет Катарина, карманник с этим не справится. Придётся мне.
— Да у вас масса талантов, Рауль, — восхитилась я. — Да ещё таких, о которых нельзя рассказывать широкой публике.
Я шутила, хотя мне вовсе не было весело. Кажется, я оказалась катализатором по ухудшению отношений между Теофренией и Мурицией. Кто знает, прислал бы мурицийский король Диего, если бы не моё исчезновение? С другой стороны, Сиятельным этот корпус в теофренийском университете как бельмо на глазу, наверняка и до моего появления строили планы,
