не любят неспроста
В Израиле — до всех окраин
Евреев он своих достал
Налётами на их кибуцы,
Короче, парень — зашибись.
Что возражения найдутся?»
И возражения нашлись
У тех, кто служит не за злато,
И не считаться с кем нельзя.
Царю, как наши депутаты,
Ответили тогда князья:
«Как стать евреям не постылым,
Возможности найдёт Давид.
Когда он нам ударит с тыла,
Израиль всё ему простит.
Чем он умилостивить сможет
Царя Саула своего?
Да тем, что перед ним уложит
Нас мёртвых всех до одного.
С лет прошлых мы прекрасно помним,
Как гимн ему сложил народ.
В нём царь Саул убил нас сотни,
А этот — тысячи, урод.
Так шли его, царь, и не мешкай
В евреям сданный Секелаг.
Тебе грозит импичмент мерзкий
И за предательство Гулаг».
Царь Анхус подозвал Давида,
Сказал как клятву: «Жив Господь!
Ты честен и приятен с виду,
Но мил ты не для всех господ,
Для наших ты — так просто Ирод
(Это потом тебя — в музей).
Так возвратись обратно с миром,
Не раздражай моих князей».
Давид с обидой: «Что я сделал
Плохого, честно говоря,
Что не могу сразиться смело
С врагами батюшки-царя?»
Царя? Какого? Невозможно
Сказать, не прост героя нрав –
Саул, помазанник ведь Божий,
А Анхус — не пришей рукав.
Кому служить Давид в угоду
Задумал, злейшему врагу
Всего еврейского народа?
Представить даже не могу
Такого ни за что на свете.
Какой-то тайный, видно, смысл
Вложил, как мину, в строчки эти
Писавший Книгу талмудист.
Какая здесь альтернатива? –
В глаза смотреть, хвостом юлить,
Царя умаслить речью льстивой,
Чтоб выждать время и убить?
А тот Давиду: «Будь уверен,
По мне, как ангел ты хорош,
А царедворцы просто звери,
Здесь пропадёшь ты ни за грош.
По контрразведкам измордуют
Тебя князья мои, друг мой,
Послушай песню отходную –
Бери шинель, иди домой».
Давид с людьми поднялся рано,
Забрал шинель, пошёл домой.
А с Ахнусом филистимляне
На Изреель пошли войной.
Главы 30–31. Подвиг Давида и смерть Саула
Давид униженный вернулся
В свой Секелаг, с другс…»ой бедой
Не смог он курсом разминуться,
Не ходят беды по одной.
В глазах черно, куда ни взглянет,
Лишь пепелища да угли –
На город амаликитяне
Напали и дотла сожгли.
Непрошенные гости с юга,
Едва хозяин за порог,
Нагрянули. Лишь пёс напуган
Скулит, что дом не уберёг.
Прознали амаликитяне,
Уж кто неведомо донёс,
Давид в отъезде на заданье,
Устроили в дому разнос
Оповещённые канальи,
А женщин и всех бывших в нём
Не умертвили, но угнали
В плен и ушли своим путём,
За всё Давиду отомстили,
Хоть так герой не поступал.
Противник рабства и насилий
В полон он пленников не брал,
А умерщвлял без разговоров,
О чём бы кто ни попросил,
И действовал на редкость споро –
Плач детский не переносил.
А здесь ни одного нет трупа,
Ни жён, ни даже сыновей,
А значит, волосы рвать глупо
В отчаянье на голове.
Но поднял вопль Давид и плакал,
И весь народ с ним голосил,
Скулил побитою собакой,
Доколе плакать было сил.
И был Давид в смущенье крайнем,
Когда народ от скорби той
Хотел побить его камнями,
Забыв на миг, что он герой.
Его ж беда была сильнее,
Двух разом он лишился жён –
Ахиноаму, Авигею
С позором увели в полон.
И лишь надеждою на Бога
Он укрепился в этот час.
Откуда ждать ещё подмогу,
Когда всё разом против нас?
Согласно норме ритуальной
Давид у Господа спросил
Про пленных всех, кого угнали,
И хватит ли отбить их сил.
Спеши, преследуй и отнимешь! –
Бог дал ответ. Тогда — вперёд!
Шестьсот мужей судьбой гонимый
Давид на выручку берёт.
Поток Восорский встал преградой
(Жизнь невозможна без помех),
Форсировать его бы надо,
Но сил в достатке не у всех.
Четыреста бойцов с Давидом
Прошли сквозь воды наугад,
А двести разве что для вида
Вошли и сразу же назад,
Усталые остановились
И стали ждать на берегу,
Когда другие жён, как милость,
Вернут им через не могу.
Попался в поле на удачу
Им человек… Идти не мог
Тот египтянишка невзрачный,
Поведал им за связку смокв,
Что раб он, брошен по болезни
От голода здесь умирать,
Но может быть ещё полезен,
Когда его не убивать,
Не возвращать аристократу
Хозяину, в чём дать зарок.
И он раскроет им все карты,
Где дислоцируется полк
Тот самый, что с земли Иуды
Всё умыкнул, что только смог
С собою взять, вплоть до посуды,
А Секелаг огнём пожёг.
Давид поклялся доходяге,
Что не убьёт, и накормил,
Водицы дал попить из фляги,
И тот ему все кроки слил.
Пришли. Там амаликитяне,
Рассыпавшись по всей стране,
Пируют, с радости горланят
Судьбой довольные вполне
И празднуют свою добычу,
Других обчистив до нуля
Или под ноль. Таков обычай
Не только у филистимлян.
Напал на них Давид лисицей,
Рубил, валил, как валят лес.
Лишь тот сумел от смерти скрыться,
Кто на верблюда смог залезть.
Четыре сотни малопьющих
Спаслось по молодости лет,
Сбежало из кровавой гущи,
Чтоб кровной мести дать обет.
Похищенное изначально,
Всех жён, детей Давид вернул
И всё, что блеяло, мычало,
С собою взять не преминул,
Гнал пред собой весь скот наличный,
Всё годное для холодца.
Все говорили — то добыча
Давида, ай да молодца.
Пришел Давид к двумстам уставшим,
Кто перейти не смог поток.
Его завидев, с криком — Наши!
Бежали люди со всех ног.
Приветствовал герой их шумно,
Как зайцев дедушка Мазай.
Но были те, кто так не думал,
Им жадность застила глаза.
Негодные те люди, злые,
Отдать готовы были лишь
С того, что в том бою добыли,
Лишь жён чужих да с маслом шиш.
«За то, что с нами не ходили,
Делиться? Это не про нас…»
От глупости той инфантильной
Давид единоверцев спас.
«Не делайте так люди, братья.
Не всяк герой, кто лупит всех.
Иной, прикованный к кровати,
Отмолит за бегущих грех.
И тыловик не хуже вовсе
Того, кто на передовой.
За помыслы Господь с нас спросит,
