— Итак, мистер Холмс, я доставила вам хлеб насущный. Не доставите ли вы мне объяснение?
Мой друг провёл по губам салфеткой и улыбнулся.
— Постараюсь, однако это может оказаться непросто.
В моём распоряжении далеко не все подробности, и некоторые фрагменты общей картины по-прежнему в тумане, однако я постараюсь изложить то, что знаю, как можно последовательнее.
Он глотнул ещё чаю, закурил трубку и откинулся на спинку стула.
— Это заговор с целью оказать давление на британское правительство — проговорил он просто неспокойно.
Слова были не слишком выразительны, но стоявший за ними смысл поразил меня в самое сердце, подобно ледяному клинку кинжала. Я лишился дара речи Элис испуганно вскрикнула и чуть не выронила чашку и блюдце.
— Вдохновителем этого плана является баронесса Эммуска Дюбейк. Она вынашивала его много лет. Она невероятно умна. Изучала медицину на самом высшем уровне, а ещё, идя по стопам Менделя исследовала передачу наследственных признаков у животных. А кроме того, эта сильная, волевая женщина обладает недюжинными способностями к внушению. Уотсон уже знает, что это она меня загипнотизировала. Могла бы убить, что было несложно, но вместо этого подчинила себе мой мозг, дабы использовать в своих целях. Она полагала, что если я окажусь на стороне врага, препон для воплощения их замыслов не останется. Баронесса и так уже богата, а эта затея должна была приумножить её состояние. Кроме того, она крайне властолюбива. Ей необходимо подчинять, повелевать. Вы ведь видели, как ей нравится манипулировать людьми, Уотсон.
— Но что это за план? — воскликнула Элис. — Как, Господи прости, эта женщина может оказывать давление на британское правительство? Это звучит совершенно немыслимо!
Холмс отреагировал на её горячую речь слабой улыбкой.
— То, что это совершенно немыслимо, способно лишь раззадорить баронессу. Она долго жила на острове Суматра, где водятся самые крупные и самые свирепые крысы на Земле. Поставив ряд экспериментов, она вывела новую породу, эту гигантскую крысу размером с собаку. Вывела самку, которая может после инъекции производить себе подобных. Ей не нужен самец. План баронессы состоит в том, чтобы выпустить этих тварей на Лондон, если британское правительство не выполнит её условий.
— Господь всемогущий! — не удержался я.
— И это ещё не предел её жестокости. Согласно её плану, крысы должны быть переносчиками бубонной чумы. Если выпустить в Лондон стаю таких крыс, через несколько недель в городе и его окрестностях вспыхнет эпидемия. Она станет повторением Великой чумы тысяча шестьсот шестьдесят пятого года. — Холмс умолк, а потом добавил негромко: — И мне кажется, что этого ей хочется даже больше, чем денег.
— Тогда правительство просто обязано заплатить ей, сколько попросит! — воскликнула, побледнев, Элис.
— Если до этого дойдёт, оно так и поступит. Как мне представляется, пока баронесса ещё не вступала в переговоры с правительством. План находится — вернее, находился — на самой ранней стадии. Подозреваю, что после нашего побега они будут действовать стремительнее. Заражённый труп сбросили в Темзу, дабы привлечь внимание властей к потенциальной опасности, — вскорости должно появиться и второе тело.
Мне вспомнился жуткий труп, который мы с Холмсом осматривали в морге Скотленд-Ярда; видение было столь ярким и отталкивающим, что я не смог не поморщиться.
— Итак, баронесса собирается нагнать страху и паники, потом поставить власти в известность о серьёзности своих намерений, а после этого выдвинуть требования.
— Трудно в это поверить. Просто какая-то страшная сказка, а эта ваша баронесса — злая ведьма, — проговорила Элис.
— Именно так, — подтвердил Холмс. — Как я уже сказал, наш побег несколько спутал им карты. Теперь они должны будут переместить куда-нибудь крысиную матку с причала Христофора и убраться из Кресент-лодж. А значит, мы выгадали бесценное время.
— И каков будет наш первый шаг? — спросил я настойчиво.
Этот вопрос, похоже, озадачил моего друга. Он нахмурился и покачал головой, будто приводя мысли в порядок. Сердце у меня упало. Судя по всему, Холмс ещё не до конца оправился от пережитого, ум его не обрёл былой остроты. Сальвини же сказал: «Мысли его ещё некоторое время будут слегка путаться». Долго ли, гадал я. А потом в голову мне пришла ужасная мысль, что, может быть, это непоправимо, что Холмс навеки лишился своего бесценного дара. Я скрипнул зубами и отбросил эту мысль. Не хотелось даже и думать об этом. Я знал, что если кто и может спасти нас от страшной опасности, кинувшей чёрную тень на наши жизни, так только Шерлок Холмс. Если интеллект его искалечен, мы обречены.
Я повторил вопрос ещё настойчивее:
— И каков будет наш первый шаг?
Холмс сжал губы и сузил глаза:
— А мне казалось, это самоочевидно.
Глава тринадцатая
Военный совет
Шерлок Холмс когда-то назвал клуб «Диоген» самым чудным в Лондоне. В этом заведении с удобством проводили время самые необщительные и «антиклубные» жители нашей столицы. Членам клуба строжайшим образом воспрещалось обращать друг на друга какое-либо внимание. Для внешнего мира то было отделанное дубовыми панелями пристанище для состоятельных городских отшельников, которые искали в его тихих стенах спасения от суеты. Это, по большому счёту, было правдой. Одним из завсегдатаев клуба был брат моего друга Майкрофт Холмс, который занимал столь видное положение в правительственных кругах, что, полагаю, в критических обстоятельствах суждения его значили даже больше, чем мнение премьер-министра. Майкрофт обладал феноменальным интеллектом, и, оглядываясь на прошедшие годы, я готов признать, что в конце девятнадцатого столетия Британская империя не достигла бы столь удивительных высот, лишись она его влияния и руководства. А значит, клуб «Диоген» был местом куда более важным и значительным, чем обычное пристанище коротающих досуг вне дома джентльменов. В некотором смысле он являлся придатком кабинета министров.
В это необычайное заведение мы и отправились, покинув Куртфилд-Гарденс. Осенний день уже угасал, на Лондон опускались сумерки. Зажглись газовые рожки, жители огромного города спешили по своим делам, даже и не подозревая о том, какая страшная тень нависла над их существованием.
Холмс проигнорировал два первых встретившихся нам кэба и остановил только третий.
— На самом деле я полагаю, что наши противники понятия не имеют, где мы находимся, — пробормотал он, залезая в экипаж, — но лучше уж перестраховаться. Это мой давний принцип, Уотсон: никогда не следует недооценивать соперника. При таком отношении к делу вас если и ждут сюрпризы, то исключительно приятные.
Эти слова он произнёс своим привычным, внушительным и твёрдым тоном, и всё же у меня не было твёрдой уверенности, что друг мой полностью оправился. Его недомолвки, его колебания сильно меня тревожили.
