какую сторону побежала. Темнота стояла в глазах или я вовсе их закрыла, бежала вперед, держа ладони на ушах. Куртка так и осталась валяться в общей куче, ботинки промокли, кажется, я бежала прямо по сугробам. Метель поднимала вырез платья, острые снежинки на полной скорости царапали ноги, руки, лицо, но эта боль не могла привести меня в чувства, становилось только хуже.
Я внезапно для самой себя остановилась и упала коленями на снег, волосы закрыли лицо, а дыхание сбивалось как у раненого зверя в погоне. Чувствовала себя так же. Я переходила то на хрип, то на плач, внутри боль рвала грудь, царапала ключицу, я не понимала, от чего мне хуже. Сунула руки в снег, который тут же расплавился, оголяя землю. Мои ладони были точно такого же черного цвета, но вовсе не из-за грязи. Магия с пальцев двигалась по предплечью выше, и я чувствовала это. По-хорошему надо бежать домой, чтобы срыв случился там, а не посреди улицы, но я не знала, где нахожусь, в какую сторону двигалась, убежала далеко или всего пару метров, никакой физической силы или истощения я не ощущала, не было холода, боли, мозг уже не руководил телом и действиями.
Не знаю, сколько я просидела в грязевой луже, растопленной собственным огнем, полностью промокшая, в красных пятнах на коже от холода, снег засыпал волосы, ресницы, брови. Не помню, как встала и пошла вперед, руки бессильно болтались, каждый шаг совершался с трудом. Я двигалась против ветра, щуря глаза от летевших осколков, но смотреть мне было некуда, перед лицо мелькал образ Филиппа: вот он улыбается мне в школе, держит за руку у себя дома, целует меня… и тут же на мое место становится Соня, его медовые глаза опущены, щеки напряжены.
Он все он.
Он использовал меня, наивную глупую девочку, решающую домашку за двоих. Слишком просто сказать ей пару лестных слов, и она уже выполняет трюки, как дрессированная собачонка. Он водил меня за нос, дома сам тянулся, в школе избегал, слушал, что говорят его друзья про меня и просто молчал. Мог отшить меня в тот же день, как Соня обратила на него внимание, но зачем-то держал при себе, издевался, зная, что мне не нравятся такие игры.
И все им рассказал. Вся компания была в курсе ручного зверька Филиппа и забавлялась. А сегодня решили поставить точку во всем этом.
Каждый мой шаг сопровождался новой эмоцией. Я улыбалась, вспоминая, как Филипп появился у нас в классе, плакала, думая о своем разбитом сердце. Слезы на холоде тут же превращались в лед, оставляя на щеках новые болезненные раны. Остановилась, поняв, что на смену всем эмоциям пришел гнев.
Он посмел играть со мной и передал своей шайке добить меня. В школу мне дорога закрыта, я больше не смогу выдержать подобного и просто подожгу все здание, даже глазом не моргнув.
Улица перед глазами полностью скрылась за пеленой, я погрузилась в сон и двигалась, как лунатик. Я была уже не я. Глаза почернели, что не видно зрачка. Магия усыпила меня внутри, а сама заняла ведущее место, точно зная, где ей надо сейчас быть. Раз я не могу решить, куда ее тратить, она найдет для себя место и уже видит подходящий вариант.
«Твоя магия копится, Ливана, и не расходуется. Твои заклинания — детский сад, нужно тратить ее на что-то серьезней».
Прошло, возможно, два-три часа, на улице не было ни одной машины, луна парила высоко в небе, окна домов были темны. Кругом тишина, музыка на районе стихла, вокруг лишь вой ветра и скрип заборов, противостоящих ударам метели — она и не думала останавливаться, набирала все больше сил и мощи.
Калитка открылась сама, с шумом ударяясь о забор. Следы многочисленных гостей на дорожке занесло уже внушительным слоем снега. Дверь дома открылась в темноту и тишину, в прихожей не осталось ни одной вещи, стояла гробовая тишина. Снег проник в дом, засыпая блестящий пол и тут же оставляя капли воды на нем. Магия пришла точно туда, куда ей было нужно, она чувствовала дорогу и собиралась закончить свое дело.
Филипп ходил по гостиной с огромным мусорным мешком и собирал мусор, оставшийся от гостей. Его рубашка была почти полностью расстегнута, наполовину выбилась из-под брюк, волосы взъерошены, под глазами глубокие тени. Он не выпил ни капли, но уже чувствовал, как болит голова. Комнату освещал лишь слабый желтый свет торшера, поэтому парень не сразу заметил меня, бесшумно появившуюся в проходе.
Филипп поднял голову и тут же отшатнулся от испуга. Пакет полный стекла с шумом упал на пол. Парень выдохнул и рефлекторно коснулся груди слева.
— Ливана, ты меня напугала.
Я молчала. Смотрела на него из темноты.
— Лив, я… — парень облизнул губы и снова смотрел куда угодно, лишь бы не на меня. — Я просил их ничего не делать, но они сказали, что надо закончить… Я хотел сделать так, чтобы все получилось, чтобы никто… Чтобы я… Лив, у тебя кровь, что произошло?
Филипп заметил мои раны на ногах и руках, которые, очевидно, выглядели хуже, чем я ощущала. Он издалека осмотрел меня снизу-вверх и наконец поднялся до немигающего темного взгляда. Лицо Филиппа мгновенно изменилось, я почувствовала страх.
Мне понравилось.
Прилив энергии усилился.
— Что с тобой? — испуганно спросил он. — Лив, ты что-то приняла?
За моей спиной послышался грохот. Сквозняк играл с входной дверью, мотающейся на одних петлях. В холле заметно намело и стало гораздо холоднее.
— Ты дверь не закрыла? — Филипп сделал шаг вперед, но тут же остановился, боясь подходить ближе.
А вот я подошла, оказываясь не под аркой, а в одной комнате с парнем.
— Зачем ты так поступил со мной? — я говорила не своим голосом. Каким-то сухим и бесчувственным. — Я же дала понять, что чувствую к тебе.
— Я знаю. Лив, прости, у меня не было выбора.
— Не было выбора? — я склонила голову, делая еще шаг, Филипп отступал назад. — Какого выбора? Каким способом сделать мне больнее? Мог вонзить мне нож в сердце, так было бы даже лучше.
— Не говори так…
— Ты унизил меня. Даже не лично, а передал своей подружке на съедение… Ты сказал, что любишь ее.
Последняя фраза прозвучало особенно жестко. Вместе с ними ветер набрал силу, дверь снова ударила о стену, торшер замигал. Я сжала руки в кулаки.
Капли, в которое превратился снег, стали темнеть, а затем ожили в живую реку насекомых, которая двинулась в
