будешь.
Округлила Лушка глаза.
— Так не умею.
— Никто с уменьем тем не рождается. Научу, пока время уходить моё не пришло. Садись уже, — подталкивает Лушку, и садится девка, ожидая, что дальше ведунья говорить ей станет.
Бежит Агафья снова, думает, успеть поскорей надо к бабке Куприянихе. Остановилась, глядит по сторонам, не видать ли дома. Как едет на телеге мужик какой-то, лошадку понукает. Мало кого знает Агафья, а тут отчего-то сердечко в груди забилось. Большие плечи у того, зипун на латках, шапка набекрень, и лошадка серая в яблоках.
Стоит, как вкопанная Агафья, шагу сделать не может. Во рту пересохло, дышать боится. Поровнялся с ней человек, лошади «тпру» приказал. Смотрит на девчонку, брови на переносице сдвинув, и будто признаёт.
Распахнула Агафья глазёнки да ноздри шире от испуга, попятилась, и как бросится со всех ног, будто срезали ей путы невидимые. Соскочил с телеги мужик и следком летит. Вот уж и дом Куприянихи, успеть бы, только смогут ли убежать короткие шажочки супротив больших мужских.
Тяжко Ульяне ходит из угла в угол, стонет. Не идёт девчонка, никак случилось чего?
— Ооооой, — вырывается из груди натужный стон, еле успевает схватиться за стену она. Никак самой за помощью идти придётся. Выбралась на крыльцо.
— Агафьяяяяяя, — кричит. Может, услышит девка, голос подаст. — Агафьяяяяя.
Только слабый голос нынче у Ульяны, тяжко дышит, неровен час ребёночек на свет появится. И Аннушка неизвестно куда запропастилася, будто хочется Господу глядеть на мученья Ульяны.
— Грешна, Господи, — качает головой женщина, а у самой слёзы по щекам льются. — Агафьяяяяя, — закричала что ей мочи.
Вернулась в дом, решила обутки надеть, чтоб самой к Куприянихе идти. Слышит, будто сапоги по крыльцу топочут. Забилось сердце в испуге. Для девки слишком громко, для Куприянихи слишком быстро, для девицы какой слишком тяжко. Кто ж это? Глянула в окошко, может, Зосим воротился? Нет подводы, даже коня подле дома нет. А гость уже дверь распахивает, на пороге стоит. Повернулась Ульяна и обмерла.
Глава 21
— Ну, здравствуй, Улюшка, — всё ж говорит гость.
Только кажется Ульяне, будто призрак это, и быть того не может. Стоит в шапке и бушлате Назар пред ней да на любовь свою смотрит, что занозой в сердце всё время сидела. Рвалась душа к Ульяне, ничего поделать не мог, только об ней и думы все, да о том, как вернуться скорее.
Перекосило Ульяну от боли.
— Ууууук, — застонала, о стенку держась, и только теперича заметил Назар, что на сносях зазноба его.
— Куприяниху приведи, — дышит тяжко, сквозь стиснутые зубы говорит. Кривится лицо. Ещё краше стала, расцвела, женщина. Токмо чего ожидал увидать тут Назар, что Ульяна к нему на шею бросится?
— И девчонку Анны-вдовки найди, запропастилась куда-то, — продолжает.
Коли призрак пред ней, так стоять и станет, решила Ульяна а ежели Назар сам…
Так хотелось прижать ее родную к себе, да не время. Бросился опрометью с крыльца Назар, выскочил за калитку. Глянул вправо, влево и бегом к Куприянихе. Застучал в окна, напугал старуху.
— Назар? — пригляделась Куприяниха.
— Ульяна тебя кличет, идём, скорей. Дитё на свет просится.
— Так… — начала было Куприяниха, а в толк не возьмёт. Была ж Ульяна с Зосимом, а прибежал Назар, которому ещё срок службы не вышел.
— Ну скорей же, больно Улюшке, — просит парень.
— Да иду я, иду, — наспех накидывает повитуха платок да тулуп. И спешит вослед.
— Девку Анны-вдовицы не видала? — спрашивает Назар.
— Ежели б приходила, уже у вас была. А ты чего не в рекрутах?
Не ответил Назар, да и как расскажешь? Побратался с одним, а тот узнал, что невесту его замуж выдают, вот и решил дать дёру, чтоб из-под венца увесть. А у Назара сердце болело по-своему, и решил он, не сможет столько лет терпеть, видать, знак ему свыше дан, потому и увязался следом. А как вышло — распрощались. Только знали: искать станут, жизни не дадут. Потому придется в деревне не задерживаться да ждать, покуда придут за ними, а сразу дальше уходить.
А как шёл, увидал подводы, да Зосима узнал. Затрепетало сердце. Господь своими руками путь ему свобо’дит. Придёт к зазнобе своей, упросит с собой пойти, вымолит прощение, что раньше боязно было против всех переть, а теперича вот он: стоит пред ней, пока на него бумагу государственную составляют. Что найти надобно рекрута: Егорова Назара Ефимовича, 1865 г. р., и доставить на суд. Только невмоготу боле Назару без Ульяны жить.
Но отчего-то не подумал парень, что дитя может любимая ждать. Неужто его приход повлиял на то, что схватки начались?
— Мать знает, что тут теперича? — не отстаёт Куприяниха.
— Не заходил ещё, — бурчит Назар.
— Сбег, значится, — кумекает та.
Молчит парень, нечего на то сказать.
Пришли в избу, а Ульяна вся в испарине. Смотрит устало.
— Рано что-то, — качает головой Куприяниха, — до срока не доходила. — А ты выйди отсюда, давай-давай, пошёл, — выгоняет его повитуха. — Мужу тут делать нечего, а тебе и подавно.
Выбрался на крыльцо Назар, и не знает, как дальше быть. Поговорить не вышло у них, да и не выйдет теперича. Повязаны навек Зосим и Ульяна первенцем, а ему как-то забыть зазнобу свою придется. И хоть видели глаза, уши слыхали всё, а сердцу неймётся. Не может понять окаянное, отчего любить больше нельзя.
— Ложись уж, — стелит простыни повитуха, — небось спужал, потому и началось, — говорит сама с собой будто.
Мерил шагами двор чужой Назар, а в голове думы крутились: не уйти ли? Не до него матери молодой, только хотелось ему хоть разок коснуться щеки её, за руку взять белую, сказать, что скучал немо’жно, потому тут теперича. Токмо, видно, не нужен уж ей. Сорвался с места, бросаясь к калитке. Прочь, бежать подальше без оглядки. В лес, к диким зверям, туда, где сердце излечится и не будет саднить.
Только как крик её услыхал, похолодел от ужаса. Застыл, как вкопанный, с места двинуться не может. Останется, хоть ненадолго, вдруг помощь какая нужна будет.
— Плохо дело, — щупает ладонями живот повитуха, трогает пальцами, задумчиво на роженицу глядя. — Не повернулся младенчик, — сетует, головой качая, пока Ульяна с болью борется.
— Может повернуть выйдет, — пытается Куприяниха руками вращать ребёнка, — и Ульяна снова истошно кричит.
Зашлось сердце у Назара, бросился обратно в избу. Дверь на себя рванул.
— Да уйди, — кричит на него повитуха, — вишь, чего наделал. Не успел младенчик подготовиться, спужал мать, теперь кто знает, выживет ли.
— Бабушка, Христом Богом прощу, спаси дитя моё, — шепчет Ульяна
