Ознакомительная версия. Доступно 33 страниц из 164
Вот Пеппо до боли вжимает ладонь в каменную кладку башенки, слыша приближающиеся шаги. Вот все сильнее запах горячего масла, фонарь потрескивает, приближаясь к лицу и обдавая его жаром.
Что же произошло потом?.. Он уже пытался вспомнить, но все было слишком быстро. Фонарь опаляет лицо. Так близко, так больно и зло, что он, забыв осторожность, с размаху толкает раскаленный снаряд от себя, не замечая обожженной руки. Черт, он не на шутку испугался тогда. И от этого еще гаже ощущение, будто он что-то упустил в этой сцене. Что-то крохотное, невероятно важное, раздавленное оглушающей паникой тех секунд. Что же это было?
Оружейник вздохнул и протянул руку, касаясь следующего предмета.
Пороховница. Вот оно, самое главное, самое тяжкое его предположение. Три Трети. Значит, кто бы и зачем ни разделил Наследие, его делили на троих… Но кто эти трое? Действительно ли пастор Альбинони был одним из них и на крыльце разоренного замка Пеппо, сам того не зная, простился с последним членом своей погибшей семьи? А кто же остальные? Уцелел ли кто-нибудь еще, или Пеппо — последнее препятствие на пути герцогини Фонци к ее цели?
Подросток снова вздохнул, сгреб расставленные предметы и сел на край стола. Задумчиво вынул из-под камизы голубиное перо. Паолина. Она не участвовала в плетущихся вокруг него интригах. И среди всех этих кинжалов и пороховниц ей было совсем не место. Это перо, оброненное вспорхнувшим из-под ног голубем, просто мягко осело ему на плечо, когда он возвращался вчера в тратторию.
Она сама была слабым местом. Его собственным. Настоящим, не имеющим ничего общего со здравым смыслом. Да, у него были Годелот, Росанна и Алонсо, так быстро и незаметно ставшие ему близкими и отчего-то соглашавшиеся дорожить им, несмотря на его сварливый нрав. Но с Паолиной почему-то все получилось не так. Ему недостаточно было знать, что она в безопасности. Недостаточно помнить, что она не винит его в своих невзгодах. А хуже всего то, что, если бы даже она покинула завтра Венецию и вернулась в родное Гуэрче, — ему и этого было бы недостаточно.
Отделенная от него монашеской рясой, словно крепостным валом, она чувствовала его каким-то особым чутьем, какого был напрочь лишен даже лучший друг. Она была с ним порой до грубости откровенна, на его собственный манер называя вещи их неприглядными именами. Она почти ни о чем его не спрашивала, но знала множество его душевных язв. Слишком недоступная, чтобы быть просто девушкой, она походила на теплый след девичьего тела на только что покинутой постели — едва осязаемый, чувственный призрак безымянного желания.
Но он не позволял себе раздумывать, чего именно хочет. Эти самокопания были лживыми зыбучими песками, стоило лишь ступить на их обманчивую рябь. А потом он медленно и мучительно выдирался из их трясины, кусками оставляя в ней свои душевные доспехи и выбираясь на поверхность истерзанным и уязвимым.
Пеппо встал из-за стола, переломил перо в пальцах и резко вонзил острый стержень в ладонь.
* * *
Годелоту тоже было не до сна. Но материи его занимали совершенно иные. Он был твердо убежден, что их прежняя задача, уцелеть в кольце врагов, уже потеряла смысл. Теперь картина стала не в пример яснее, и такая скучная затея, как выживание, сменилась намного более азартной.
Наследие Гамальяно… Таинственный свиток, обладающий небывалой и грозной силой. А Пеппо, единственный законный его обладатель, вся жизнь которого пошла под откос из-за чужой драки за его достояние, при одном упоминании об этой блестящей перспективе вдруг съежился, будто ему за шиворот сунули ящерицу. Господи…
Годелот вскочил с койки и ожесточенно пнул стоящий рядом табурет. Поморщившись от боли и емко высказав свое негодование, он метнулся к окну и прижался лбом к ставням. Чертов болван. Вернув себе зрение, Пеппо открыл бы перед собой весь мир. А он, видите ли, недостаточно хорош, да еще за темные делишки предков стыдно.
Шотландец прекрасно знал, что отец его в прошлом был пиратом мелкого пошиба, но не испытывал от этого ни малейших неудобств. Конечно, предкам юного Мак-Рорка было далеко до лавров Гамальяно, но святых в его роду не водилось ни в какие времена, и терзаться муками совести за похождения своих пращуров подросток находил нестоящим делом. В конце концов, ни одна наковальня еще не испортилась от того, что о нее разбили чью-то голову.
От этого здравого вывода мысли Годелота перетекли к доктору Бениньо, и воинственное настроение тут же ушло в песок. Несмотря на уверенность Пеппо, шотландец вовсе не был убежден в том, что врач снова подпустит его к себе. Ведь это не Пеппо грозил сломать эскулапу шею… Годелот глухо и тоскливо застонал. Как можно было так глупо потерять самообладание? Он ведь уже не ребенок, пора научиться держать себя в руках. Не исключено, что этой идиотской выходкой он безвозвратно лишил их возможного союзника.
Интересно, куда это черти понесли Орсо… И каких новых каверз от него стоит ожидать. Юноша не собирался признаваться в этом даже себе, но рассказ Пеппо о встрече в развалинах крепости порядком его напугал. Покуда он сам мнил себя ловким конспиратором, полковник успел раскрыть условленное место переписки, подменить письмо и заманить Пеппо в ловушку так, что тот мог погибнуть в ту же ночь, а Годелот никогда бы об этом не узнал.
Шотландец поежился. Несомненно, Бениньо знал, о чем говорит, когда речь шла о полковнике.
Годелот зачем-то проверил задвижку ставен, словно за ними уже притаился всезнающий Орсо, и вернулся в койку. Засыпая, он думал, какой Пеппо все же непроходимый дурак. Нежные чувства прелестной лавочницы легко разобрал бы не только слепой, но и глухой в придачу. Но ничего, это даже к лучшему. Со следующего жалованья нужно заказать приличный штатский камзол.
* * *
Росанна той ночью и вовсе не сомкнула глаз. Сидя в кровати и рассеянно следя за копошащимся у сундука котом, девушка с удовольствием перебирала подробности этого длинного и занятного дня. Конечно, Пеппо мог бы выбрать друга и получше, но и этот франт терпим. По крайней мере, явился трезвый, чисто одетый и ни разу не попытался ее ущипнуть. И темные брови при белокурых волосах — это, что говорить, красиво.
Лавочница поморщилась от собственных дурацких мыслей. В сущности, ей не было дела до очередного солдафона. Однако перед глазами вдруг сами собой всплыли недовольно поджатые губы Сесилии, когда ей не довелось похвалиться вышивкой на камизе… Росанна всегда недоумевала, отчего дочь портного завидует ей,
Ознакомительная версия. Доступно 33 страниц из 164
