Но нет. Она мне ещё нужна.
Но пусть не думает, что может делать всё, что пожелает.
– Я тебя не хочу. Разговор закрыт.
Вижу, как в глазах слёзы начинают появляться.
Неожиданно.
В плане того, что она сейчас давит на жалость и пытается чуть смягчить меня. Но у нас соглашение. И она, кажется, заигралась, раз думает, что стала для меня чем-то важным.
– Ты с той девчонкой спишь, да?
Зря она это сделала.
Я сдерживаться пытался, чтобы её сразу в морг вперёд ногами не отправить.
Поворачиваюсь к ней, держу себя в руках. Наклоняюсь, всматриваясь цепко в её лицо. Сделала уродскую пластику, и выглядит сейчас как перекаченная кукла. Трогать противно.
– А теперь слушай сюда, – наклоняюсь и цежу сквозь зубы ей прямо в лицо. – Мне доложили, что ты виделась с Миланой. Что я говорил об этом?
– Я с ней не встречалась!
– Что. Я. Тебе. Говорил?
– Не лезть к ней! – вопит, вдруг срываясь.
– А ты что сделала?
– Н-ничего!
– Ничего? – повторяю раз. – Ты подошла к ней. Ослушалась приказа. Даже угрожала. Думаешь, я ничего не знал? Если я не слежу за тобой, не значит, что не слежу за ней. Это было твоей ошибкой. И сейчас ты пойдёшь и примешь своё наказание. Поняла?
Ресницы подрагивают.
Вот-вот разревётся. Но мне плевать.
Как-то унижать, делать больно Милане никто права не имеет. Особенна эта девица.
– Поняла... – выдыхает.
Отворачиваюсь к окну и снова поправляю галстук.
Ничего. Осталось совсем немного. Как только всё уляжется, я с ней попрощаюсь.
Милана
После того, как я виделась с женой Самира, я так ничего ему и не сказала. В тот день у Камиллы поднялась температура, и я была занята другим. Боялась, что это последствия операции.
Самир вызвал врача и приехал через некоторое время сам. Сказали, что это мелочи. На следующий день температуры как будто не было. Как и Хаджиева.
Он появился вновь спустя неделю.
Я долго думала о его жене, сыне. Переживала.
Понимала, что это неправильно, некрасиво. Втаптывала сама себя в грязь.
Но ему не решила что-либо сказать. Просто рот не открылся. Он вытащил нас из дерьма, спас от Багрова. Подарил нормальную жизнь, дав Камилле то, что не могла бы дать я.
Я была ему благодарна.
И не хотела злить его, говоря, что пора прекратить всё это.
Но раз я заикнулась.
– Самир, – смотрю в потолок, пока мужчина лежит рядом, обнимает меня за талию и целует в плечо. Мне хорошо. Спокойно. Никто не дёргает. Я всегда мечтала о такой жизни.
Единственное, что отравляет её – его жена. Даже не близость с ним. Нет, я жутко соскучилась по этому человеку. Может, стала лучше относиться после того, как он помог Камилле, мне.
– Я смотрю, ты хочешь поговорить, – саркастично усмехается мне в ухо.– Мне нравится.
Прикрываю на мгновение глаза.
Ему весело.
– Твоя жена… – начинаю.
– Я в курсе.
Вот как…
– Это моя забота.
И всё. Больше я не поднимала эту тему. А его жены и вовсе не было на горизонте.
Всё встало на свои места.
Хаджиев приезжал несколько раз в неделю, ночевал у меня. Мы ужинали, прямо почти как нормальная семья. Иногда он зависал на Камилле, говоря с ней взглядами. Он прищуривался – она вздыхала. Он вытягивал лицо – она кричала от удивления.
Бессловесный диалог.
Малютке он нравится. Она не плачет при нём, хотя при посторонних мужчинах (охране) она постоянно ревёт. Чувствует отца. Другого объяснения у меня нет.
В таком темпе проходит чуть больше месяца.
Я занимаюсь клубом, и когда приезжает Хаджиев, рассказываю ему о своих успехах. Как девчонка, которая хочет увидеть одобрение в глазах наставника. Он лишь кивает, а потом ы абстроигруемся ото всех. Мы даже смотрим фильмы. И если я смотрю его, то Самир постоянно сидит в планшете. Но хоть не лезет.
Очень необычные дни.
И за это время я, кажется, привыкла к нему.
Настолько, что теперь, смотря на тест с двумя полосками, я ничуть не психую. Наоборот, в душе появляется странное тепло. Разливается где-то внутри, заполняя собой каждый уголок тела.
Я улыбаюсь, откладываю тест на стиральную машинку.
И вмиг вся эйфория растворяется.
Я беременна. Снова.
И начинаю волноваться. Паниковать.
Нет, я понимаю, как это произошло! Это ожидаемо. Две красные полоски маячат на горизонте.
Рада ли я этому? Безумно. И дело не в том, кто его отец. Хотя я жутко растеряна, и не знаю, что делать.
Раньше я считала себя бесплодной. И жизнь подарила мне Каму. А теперь… Ещё одно чудо, которое будет топать по полу своими ножками.
Говорить об этом Самиру? А вдруг будет мальчик? Он обрадуется? Или… Нет?
Я тут же прячу тест под полотенце.
А если он скажет сделать аборт?
Ему не нужен ещё ребёнок.
Сын у него есть.
Дочь непризнанная.
Что, если…
Да, это произойдёт?
Машу головой.
Нет, я не скажу ему так просто! Сначала нужно прощупать почву, а потом… Господи, что мы наделали? Правильно ли это? Я не знаю.
Выхожу из ванной, иду на кухню. Готовлю дрожащими пальцами ужин. На двух человек. Делаю это давно. Если вдруг Самир заявится, у меня есть, чем его накормить. Он после жуть какой голодный, когда приезжает. Сметает всё.
Хотя я не уверена, что он придёт.
Вечером ложусь в постель. Малышка лежит рядом, сосёт палец. Вытаскиваю его из её рта и продолжаю смотреть фильм на ноутбуке.
Уже не думаю, что Самир объявится.
Раздаётся щелчок замка. Вместе с ним пульс подскакивает.
Поднимаюсь с кровати, пока сердце звонко отбивает чечётку в груди.
Я знаю, кто там.
И теперь для беременной эти встречи становятся ещё волнительнее.
Как и ожидается, мощная фигура Хаджиева появляется через секунду на пороге единственной комнаты в этой квартире. Мощные руки, овитые тугими венами, ослабляют галстук на рубашке. Я его впервые вижу таким. Чтобы вообще галстук надевал.
А, точно, у него же сегодня была какая-то прямая трансляция.