– Мы, колдуны, как вам должно быть известно, господин герцог, меняем имя в каждом поколении… В тысяча семьсот двадцать пятом году были в моде имена на ус, ос и ас. Вот почему неудивительно, если бы мне в ту пору вздумалось переменить свое имя на греческое или латинское… Итак, я к вашим услугам, ваше сиятельство, а также и к вашим, господин герцог.
– Граф, мы с маршалом пришли к вам посоветоваться.
– Это для меня большая честь, графиня, в особенности если эта мысль пришла вам в голову непроизвольно.
– Именно так, граф. Ваше предсказание не выходит у меня из головы, вот только я начинаю сомневаться, суждено ли ему сбыться.
– Никогда не сомневайтесь в том, что говорит вам наука.
– Хо-хо! Наша корона находится под большим сомнением, граф… – вмешался Ришелье. – Речь идет уже не о ране, которую можно вылечить тремя каплями эликсира…
–..а о министре, которого можно опрокинуть тремя словами… – закончил Бальзамо. – Ну что, я угадал? Признайтесь!
– Совершенно верно! – затрепетав, воскликнула графиня. – Герцог, что вы на это скажете?
– Пусть вас не удивляет такая малость, графиня, – продолжал Бальзамо, читая беспокойство на лицах графини Дю Барри и герцога Ришелье. Да и было чему удивляться!
– Я готов превозносить вас до небес, – заговорил маршал, если вы нам поможете найти средство.
– От болезни, которая вас гложет?
– Да, нас изводит Шуазель.
– И вы желали бы от него вылечиться?
– Да, великий маг, вот именно!
– Господин граф! Вы не можете оставить нас в затруднительном положении: это дело вашей чести.
– Я с радостью готов вам услужить, графиня. Однако мне хотелось бы сначала узнать, не было ли у герцога до прихода сюда определенной цели?
– Признаюсь, была, граф. Могу поклясться, что мне весьма приятно иметь дело с колдуном, которого можно называть графом: не приходится менять привычки.
Бальзаме улыбнулся.
– Итак, прошу вас быть откровенным, – прибавил он.
– Сказать по чести, я другого и не желаю, – отвечал герцог.
– Вы ведь собирались спросить у меня совета, не так ли?
– Совершенно верно.
– Ах, притворщик! А мне он ничего об этом не говорил.
– Я мог говорить об этом только с господином графом, да и то шепотом, – отвечал маршал.
– Почему, герцог?
– Да вы бы покраснели, графиня, до корней волос!
– Скажите, маршал, ради любопытства! Я нарумянена, и никто ничего не заметит.
– Я вот о чем подумал, графиня… Берегитесь: я пускаюсь во все тяжкие!
– Вперед, герцог, я с вами!
– Да вы меня, верно, побьете, когда узнаете, что у меня в голове.
– Не у вас в обычае быть битым, герцог, – заметил Бальзамо, обратившись к старому маршалу; тот так и засветился от удовольствия!
– Ну так вот, – продолжал герцог, – не в обиду будь сказано ее сиятельству, его величество.., как бы это выразить?..
– Да что же он тянет! – вскричала графиня.
– Так вы настаиваете?..
– Да.
– Непременно?
– Да, тысячу раз да!
– Ну, рискну.., печально это сознавать, господин граф, однако его величество трудно стало расшевелить. Это не я придумал, графиня, это словцо госпожи де Ментенон.
– В этом нет ничего для меня оскорбительного, герцог, – молвила графиня Дю Барри.
– Тем лучше, я буду говорить свободнее. Так вот, было бы очень хорошо, если бы господин граф, владеющий секретом бесценного эликсира…
–..изобрел такой эликсир, который вернул бы королю способность расшевелиться.
– Совершенно верно.
– Господин герцог! Это – детский лепет, это азбука нашей профессии. Первый же шарлатан сможет вам предложить приворотное зелье.
– Заслуга которого будет приписана добродетели графини? – продолжил герцог.
– Герцог! – оборвала его графиня.
– Я же говорил, что вы рассердитесь. Впрочем, вы сами этого хотели.
– Господин герцог, вы были правы, – заметил Бальзамо, – ее сиятельство в самом деле покраснела. Но ведь то, о чем мы говорим, не может никого задеть, ведь речь не идет о любви. Должен заметить, что вы освободите Францию от де Шуазеля не с помощью приворотного зелья. Посудите сами: даже если король будет любить графиню в десять раз сильнее, чем теперь, – а это невозможно, – де Шуазель все равно сохранит свое влияние и будет владеть его разумом так же, как графиня владеет сердцем короля.
– Вы правы, – согласился маршал. – Но это была наша единственная надежда.
– Вы в этом уверены?
– Попробуйте, черт побери, придумать что-нибудь еще!
– Я полагаю, что это совсем несложно.
– Несложно! Вы слышите, графиня? Ох уж мне эти колдуны! Им не знакомо сомнение!
– В чем же тут сомневаться, если надо лишь представить королю доказательства в том, что де Шуазель его предает?.. С точки зрения короля, разумеется, потому что де Шуазель и не думает его предавать, делая свое дело.
– А что он делает?
– Вы знаете это не хуже меня, графиня: он поддерживает недовольство Парламента против королевской власти.
– Это понятно, но надо же знать, каким образом.
– При помощи агентов, которым он обещает безнаказанность.
– Кто эти агенты? Вот что желательно было бы знать.
– Вы полагаете, к примеру, что госпожа де Граммон уехала с другой целью, нежели поддержать горячие головы и подавить сомневающихся?
– Несомненно, что именно за этим она и поехала! – вскричала графиня.
– Да, но король видит в ее отъезде простое изгнание.
– Вы правы.
– Как ему доказать, что в этом отъезде следует усматривать не только то, о чем вам дают понять?
– Необходимо обвинить графиню.
– Если бы достаточно было бы только обвинить, граф!.. – заметил маршал.
– К сожалению, надо еще представить доказательства, – прибавила графиня.
– Если бы у вас были такие доказательства – несомненные доказательства! – уверены ли вы в том, что де Шуазель останется министром?
– Разумеется, нет! – вскричала графиня.
– Следовательно, дело только в том, чтобы уличить де Шуазеля в предательстве, – продолжал Бальзамо, – да так, чтобы в глазах короля это было предательство очевидное и не вызывающее сомнений.
Маршал откинулся в кресле и расхохотался.
– Он просто очарователен! – вскричал герцог. – Он ни в чем не сомневается! Захватить де Шуазеля с поличным и уличить в предательстве!.. Вот и все! Безделица!
