девочка, убегающая от паука.
Лили начала тихонько посапывать.
* * *
Крысы Этосторонья были очень похожи на крыс Тосторонья. Это были маленькие, волосатые грязные падальщики с длинными хвостами и острыми зубами. Единственное различие заключалось в том, что крысы Этосторонья умели говорить. Некоторые даже умели петь. До разрушения Изумрудного города, в Изумрудном оперном театре частенько выступал Странствующий Крысиный Хор — группа крыс, которым нравилось носить оборчатые воротники и исполнят оперные арии.
Единственной проблемой крыс Этосторонья и их умения говорить, являлось то, что у них совершенно отсутствовала способность держать свои мысли при себе, и вместо этого произносить их все до последней. Всё, о чём они думали, выходило из их пастей.
Примерно в то же время, когда варцгурт мчался о Тёмному лесу, одна чрезмерно грязная и чрезмерно толстая крыса по имени Альберт рылась в руинах сожжённого поселения. Он хмыкал, копошась среди обломков деревянной статуи, ища что-нибудь съестное, либо что-нибудь блестящее, что можно было бы уволочь с собой и украсить нору в стене.
— Ищу мусор ищу мусор, — бормотал Альберт. — Хм хм хмммм хммм, — хмыкал Альберт — оооо, выглядит неплохо, что это? Может кусок фрукта нет кусок дерева ооо или может кусок фрукта нет определенно камень похожий на фрукт божечки ну и воняет же тут интересно где другие крысы они постоянно бросают меня одного я так нервничаю так нервничаю когда один. Что это?
Даже по крысиным стандартам Альберт не отличался умом, и когда земля под его лапами начала шевелиться, он решил, это его лапы вытворяют нечто забавное.
— Странно, — проговорил он. — Мои ноги никогда не делали ничего такого неа никогда не делали.
Когда из земли вырвалась маленькая рука и ухватила Альберта за шерсть, он ощутил очень навязчивоё почёсывание.
— Хм, чешется.
Когда в шерсть вцепилась вторая рука, он начал тревожиться.
— Секундочку это неправильно.
Когда руки пробежались по его телу и затронули пах, до него начало доходить, что всё это совсем не почёсывание. Электронным импульсам потребовалось какое-то время, чтобы добраться до мозга, и сообщить, что ему невероятно больно, после чего он подскочил так, как может подскочить только крыса, которую за яйца крепко держит фея.
— Оно схватило меня схватило меня! Меня что-то схватило не знаю что это но оно меня схватило за очень неприятное место и мне совсем не удобно, совсем! Очень плохо о это очень плохо.
Весзико держала крепко и вылезла из земли силой убегающей крысы. Фея отпустила хватку и увидела Альберта, бегущего так, словно от этого зависела целостность его причинного места.
— Помогите! Кто-нибудь помогите! Тут какая-то тварь пытается схватить меня за яйца какой же зверь на такое способен ох как больно бежать но я не остановлюсь потому что оно может быть позади а я не хочу чтобы меня схватили опять определенно не хочу. О так больно так сильно больно что перед глазами всё плывёт о боже кажется я сейчас вырублюсь да определенно вырублюсь.
Весзико наблюдала, как крыса по имени Альберт потеряла сознание на полпути и остановилась.
Феи появились, благодаря самопроизвольной вспышке магии, которая превратила несколько блестящих камней в первых фей. Феи быстро выяснили, как размножаться и зародились три всем известные вида. Поскольку их предками были камни, феи были невероятно крепкие и по желанию могли превращаться обратно в камни. Так как их эмоциональное состояние вызывало химическую реакцию в потовых железах, которая приводила либо к свечению, либо к самовозгоранию, они были невосприимчивы к высоким и низким температурам. Не огонь навредил Весзико, а удар рукояткой топора. Она попыталась обратиться в камень, но было уже слишком поздно, и она потеряла сознание. Зачем её закопали, находилось вне пределов её понимания. Она осторожно поднялась и отряхнулась. Размышляя о Перепутье, она вспомнила, что последнее, что она слышала, было как-то связано с Историком.
Она проверила крылья, подпрыгнула и засветилась ярко-синим цветом. Она взметнулась, кувыркнулась, перевернулась, а затем исчезла во тьме.
Глава десятая
Разбойники Старого леса
Роберт очнулся вместе с восходом солнца. Согласно своим настройкам, солнце имело весьма причудливый путь подъёма. Вместо того, чтобы вылезти из-за горизонта и медленно ползти вверх, солнце Этосторонья предпочло выпрыгнуть, поэтому произошёл переход из тьмы сначала к предрассветным сумеркам, когда солнце подобралось к горизонту, а затем к внезапному дню!
Роберт привык спать в своей квартире с окнами, закрытыми занавесками и на удобной кровати. Сон под звёздами на жёсткой земле не относился к тому, к чему он привык. Как-то по молодости он ходил в поход, и, как всегда, окружавшие его странности только усилились. Он проснулся утром и обнаружил в палатке пожилого барсука. Найти у себя в палатке барсука — само по себе странно, но в данном случае, странностью было то, что барсук мычал, и мычал не просто так, что-нибудь; он напевал «Баю-баюшки-баю». Роберт уставился на барсука. Барсук посмотрел на него в ответ, подмигнул и исчез. С тех пор мысли о походе вызывали у Роберта такую тревогу, что он не мог описать, и он решил больше никогда не ночевать на природе.
Гномы приготовили всем завтрак из больших яиц и трав, которые в дорогу собрал им Белый Кролик. Эти два коротышки хоть и были неприятными, но являлись одними из самых превосходных поваров, каких только доводилось знавать Роберту. Их способность приготовить еду из чего угодно, была поистине восхитительна.
Лили надела пижамную рубашку Роберта и в этой мешковатой рубашке и штанах не по размеру стала похожа на бродяжку. Волосы её были всклокочены, а на лице оставались следы сажи. Этим утром её глаза уже не так блестели, и к величайшей радости Роберта, она уже не выглядела столь напряжённой, как прошлой ночью. Настроение Лили менялось совершенно произвольно и с приближением ночи становилось хуже. Роберту было трудно её понять, не спасало то, что он не понял ни одну женщину из встреченных прежде.
Гномы затушили костёр и вся четвёрка приготовилась отправиться в путь по затенённой тропе Тёмного леса. У Роберта возникло чувство, что он что-то забыл, нечто важное.
— Где котёнок? — вспомнил он.
Гномы заканчивали засыпать землёй кострище и посмотрели на Роберта, как на умалишённого.
— Ты о чём? — спросил Гник.
— Котёнок из гостиницы; ночью он спал здесь, а утром пропал.
— Может, он тебе приснился, — сказал генерал Гнарли.
— Вы, ребята, надо мной прикалываетесь? Чёрт, надеюсь, вы его не зажарили?
— Слышь, дебил, — произнёс Гник. —
