он не может вернуться, хочет он того или нет, но придется как-то приспосабливаться к жизни здесь. Не к краткосрочному пребыванию, когда вполне можно перетерпеть временные неудобства и трудности, а именно к жизни. Навсегда… Это было такое… страшное слово. И так горько было осознавать, что так все и есть. Невыносимо горько…
— И что же мне делать? — спросил Генка, в очередной раз подавив в себе желание просто взять и расплакаться. Прямо разреветься как в детстве, потому что его все достало. Все нету у него больше сил. Одно разочарование, боль, понимание безысходности и отчаяния ситуации. И невозможно это терпеть. Обругав себя всеми самыми забористыми словами, которые только были ему известны, Генка, в очередной раз, глубоко вдохнул и выдохнул, досчитал до десяти и более-менее спокойно продолжил. — Вы мне в прошлый раз советовали отправиться к этим, как их, таорийцам, с которыми как Вы говорите у меня, типа, мысли похожие. Но к ним же, наверное, так запросто не попадешь. Тут же у вас война, Тира сказала. И наверняка всякие границы, блокпосты… И придется, наверняка в любом случае, опять же, проходить эту самую идентификацию…
Генкин спутник кивнул.
— Да. В Таории идет война. Самая настоящая. И границы перекрыты. Так просто попасть туда нельзя. И, думаю, ты понимаешь, что, там вообще далеко не безопасно. Но не безопасно по другому. Из-за военных действий. Это разумеется тоже не то чего бы тебе хотелось. Но, в любом случае, это все равно лучше чем оставаться здесь, где каждый твой шаг контролируется, и где ты даже думать обязан так как нужно и никак по другому. А иначе тебя признают «нежелательным» и устранят… Ты ведь, навряд ли кроме подруги и меня уже с кем-то здесь общался более менее близко. Поэтому не имеешь полного представления, как на самом деле устроено здешнее общество и как здесь вообще живут. Как будто у всех одна и та же жизнь. Не отличимая от жизни соседа, коллеги, родственника, вообще любого другого. Одинаковые отношения, одинаковый быт, одинаковые мысли и одинаковая ненависть и непримиримость к тем кого это не устраивает… Я знаю о тебе, ну разумеется не все, нельзя даже думать вообще обо всем сразу. Но я знаю очень-очень многое, и говорю тебе точно — ты другой и поэтому ты здесь не сможешь. Потому что для тебя это вообще не жизнь. Твоя подруга, считай, редкое исключение, ваша встреча — счастливая случайность выпавшая тебе. При этом, она, по большому счету, мыслит как все остальные, как положено, как ее приучили с первого вздоха. Но в ней есть некий «проблеск», она не колеблющаяся, в полном смысле. Нет. Просто ней есть любознательность и что-то такое «живое», что не дает ей быть роботом. Тебе очень повезло, что ты встретил именно ее, иначе все совершенно точно было бы гораздо печальнее для тебя.
— Да, мне повезло, — кивнул Генка и улыбнулся. Ему действительно очень повезло, что они встретились… — А почему Вы остаетесь здесь? Вам же здесь вообще не нравится. И вы тоже другой… и думаете по другому. Так, как здесь думать запрещено. Ведь, наверняка, Вы бы могли, ну попасть туда, куда вам хочется…
Ауриец усмехнулся.
— Мог бы. И, мне действительно здесь совсем не нравится. Ты прав. Но, по крайней мере пока, мне приходится оставаться именно здесь. По разным причинам…
Генка кивнул. Ясен пень, это не простой тип. Вполне вероятно, что он какой-нибудь, как их там называли, «подпольщик». И ведет партизанскую войну против местных властей или типа того. «Борется с режимом», короче.
Ауриец рассмеялся и Генка покраснел и почувствовал сильное раздражение. Как все-таки не прикольно, когда в твоей голове кто-то запросто может копаться, а ты ничего не можешь с этим поделать. Но чел прав. Генке здесь никак нормально существовать не получится, среди этих телепатов, да еще и враждебно настроенных. Вернее сказать, здесь он будет именно что существовать, потому что жизнью это нельзя назвать. Дружелюбные телепаты, конечно тоже не предел мечтаний, но выбор в их пользу очевиден.
Ауриец хлопнул его по плечу.
— Ты хороший парень. Правда в голове у тебя постоянный сумбур, очевидно в силу возраста. Я пригласил тебя, потому что хотел кое что тебе предложить. Правда, это довольно опасно. — Он усмехнулся. — Но здесь, в этом нашем мире, вообще все опасно, как видишь.
Не дожидаясь Генкиного ответа, ауриец, «прогулявшись» в очередной раз в Генкиной голове, кивнул.
— Отлично. Так я и думал. Предложение вот какое — я могу помочь тебе добраться до Таории. Но… мне тоже необходима твоя помощь. Это даже не сделка — ты мне, я тебе. Просто ты, как никто другой подходишь для выполнения того, что требуется сделать.
На этот раз Генка взглянул на него со смесью любопытства и некоторого опасения. Еще одна история, однозначно, грозящая очередными неприятностями. Опасность это одно, а вот всякие пакостные истории, при том честно говоря, еще и ужасно идиотские, которые с ним то и дело случаются это уже совсем другое. То пошел в сортир и нашел умирающего мужика. И не от инфаркта какого-нибудь или еще какой болезни, то есть все же, как никак, естественным путем. Нет мужика отравили, сам он перед этим спер новейшую разработку у ученого китайца или кто он там. И всучил это стыренное ноу хау из-за которого его, сто пудово и траванули, Генке. Чтобы ему, Генке, жизнь тоже медом не казалась. А потом он, Генка, все из-за этого новейшего изобретения, будь оно не ладно, стал и подозреваемым, и обвиняемым, и, как оказалось, еще и живой мишенью для охотников за невероятной технологией. Ну и заключительный аккорд первого акта драмы — вообще полный ппц, такой, что ясно и понятно — все прошлые неприятности это вообще цветочки. Ягодки вот они! Другой мир, другая реальность, населенная телепатами живущими по дебильным законам и правилам. Которые мочат друг друга, налево и направо. И еще эта долбанная, сводящая с ума тишина! Аааа! Капец, просто капец!.. Да, чего, собственно напрягаться, чего бы ему его новый знакомый не предложил, хуже уже не будет. Наверное. По крайней мере, Генкиной фантазии на «еще хуже» не хватало.
— А валяйте, я на все согласен, — развязно заявил Генка. А чего ему терять-то?! Ауриец усмехнулся.
— Ты ведь знаешь про «Списки».
— Тех кто не может заплатить налоги? Да, Тира рассказала, когда вели пленных, к Слугам…
Генка замолчал. Его «мыслительное опьянение и одурение» в виде пофигизма, развязности и прочего, ввиду всех
