ни одного создания уже сотни тысяч лет.
— Сомневаюсь, что они вспомнят об этих чертежах, — говорил Фрэнки.
Он рассказал нам, как найдя эти чертежи, решил поискать подобные и в других управлениях, узнав о целой системе этих неиспользуемых труб. Спасибо, профессор Фрэнки, за лекцию о старых канализациях. Может, расскажете что-то более интересное?
— Но если они все же вспомнят о них, мы уже уйдем далеко…
— Прямиком на Землю, — весело закончила я его рассказ.
— Не совсем. Нам придется пройти несколько уровней, и в каждом найти свой вход и выход.
— Но ты же сказал…, — хотела упрекнуть его Анна.
— Что этот путь приведет нас на Землю… я не сказал, что это быстрый путь.
Теперь понятно, к чему эта лекция выше.
— Уровни. Как будто мы в компьютерной игре. Главное, чтобы эти уровни не усложнялись, — сказала она. — И в конце нам бы не пришлось сражаться с финальным боссом.
Мне понравилась ее метафора, хоть и я, в отличие от нее, не была компьютерным задротом.
— И что мы будем делать на Земле, — сказала я, вытаскивая из волос очередную паутину.
Фрэнки пожал плечами:
— Пока еще не думал. Но, скорее всего, навестим одного моего друга.
— Надо связаться с Алексом и Энти, — предложила Анна, — может, они тоже в опасности?
Опять это их общее прошлое с непонятными персонажами.
— Думаю, у них все хорошо, — небрежно ответил Фрэнки, — да и тебя они не увидят. Ты же теперь призрак.
— Да, но тебе не нужно тело, чтобы с ними поговорить, — сказала она.
— Но я и не хочу с ними разговаривать! — резко ответил он.
Я даже всхрюкнула. Хотела бы я посмотреть на ее лицо в этот момент, но было темно.
Анна замолчала. А я, наконец, вспомнила, кто такие — эти Алекс и Энти.
— Значит, это правда и ты эмоция? — втиснулась я между ними, — не знала, что такое возможно. Интересно, как выглядит моя эмоция? Наверно, она постоянно угорает с нелепости моей жизни!
— Обычным эмоциям нет дела до вас, — ответил Фрэнки, — они просто выполняют свою работу, сопровождая вас.
— Энти говорила не так, — пробурчала недовольно Анна, — она говорила, что эмоции и люди постоянно влияют друг на друга, меняются и взаимодействуют, что очень важна воля — если она сильная, то человек может управлять своей эмоцией, подчинять ее себе. Она многое успела мне рассказать…, пока тебя не было.
Прямо эмоция маминой подруги. Понятно, почему Фрэнки не хочет с ней видеться.
— Чтобы подчинить эмоцию, для начала надо ее хотя бы видеть, — не согласился Фрэнки, — а эта опция не доступна большему количеству людей… А так, конечно, ты можешь подчинить себе хоть Королеву Депрессию, если твоя воля превзойдёт ее энергию, в чем я, конечно же, сомневаюсь…, — продолжал он, — но обычным людям, как Кристине, до этого нет никакого дела! Ведь так? — обратился он ко мне.
Я поддакнула ему. И правда. Я много чем занималась в жизни, но завладеть разумом своей эмоции у меня в планах никогда не стояло.
— Значит, это и есть мир, где живут эмоции и вам подобные? — спросила я, воспользовавшись его обращением к моей персоне.
— Нет, это всего лишь Управление по контролю Земли, — ответил он.
— И ты всегда знал о существовании этих мест? О разных измерениях и уровнях? — вновь вмешалась Анна. Может, нам ее оставить здесь? Надо тихонько предложить Фрэнки такой вариант.
— Ая, мы уже обсуждали это! — он остановился, — я просто эмоция, а не путеводитель! Микробы тоже сопровождают тебя на каждом шагу. Но от них ты не требуешь рассказов о мироустройстве, позволяя им просто жить в микроизмерении под твоими грязными ногтями.
— Но Энти…
— Энти — не проста эмоция! Это была ее работа! Информировать Алекса! Готовить его!
— Готовить? К чему? — не поняла она, — к борьбе с темными энтрилами?
— Да забудь ты про этих энтрилов, Ая! Это все не имеет никакого отношения к происходящему! Это нас, а не Энти, кто-то хочет отправить в Нижний уровень. Это у нас, а не у Энти, неприятности!
Анна не ответила ему, и Фрэнки повернулся ко мне:
— Расскажи о себе, — сказал он мне.
— Что? Рассказать о себе? — немного неожиданно.
— Да, о своей семье, способностях… я пытаюсь кое в чем разобраться…
Я задумалась. Рассказывать о себе в сложившихся обстоятельствах было не интересно. Они спасают мир от безумных эмоций, а я? А я спасаю людей от голодных желудков, принося им еду на подносе. Я рассказала, что нигде не учусь (три раза проваливала вступительные экзамены), работаю официанткой. Родители мои были в разводе — я жила с мамой, а папа работал в городе М. У него еще было такое дурацкое название отдела, никак не могу вспомнить…
— Тунеядцы, — припомнила я, — не знаю почему, меня это всегда так смешило, — на моем лице появилась улыбка. Эх, папка, папка. Как я скучаю.
— Так и назывался, отдел тунеядцев? — спросила Анна.
— Нет, конечно, это так коллеги их называют, не знаю почему… Но зачем это тебе? Что ты хочешь узнать?
Фрэнки пожал плечами, отчего свет от фонаря дернулся.
— Не знаю. Что-то необычное…
Но ничего не обычного в моей жизни не было. Только череда нелепостей. Я принюхалась: запах уже настолько осел в носу, что не чувствовался.
— Энти говорила, — вновь Анна припомнила имя этой всезнающей эмоции, — что эмоции могут нарочно цепляться к конкретным людям, вытесняя их эмоции, и точно также они могут уходить от своих людей и что это наказуемо. Ты поэтому отрабатываешь наказание: потому что покинул меня?
Так вот в чем дело! Да, Анна, с такими претензиями, я бы тоже поскорее сбежала от тебя. Лучше уже накалывать бумажки на полях, чем отвечать на твои глупые вопросы.
— Ты стала более эмоциональной после моего ухода. Это явно не пошло тебе на пользу, — вместо ответа сказал Фрэнки.
— Зато ты стал менее равнодушным… и я не понимаю, хорошо это или плохо, — сказала она.
Фрэнки тяжело вздохнул:
— Я просто забрел куда не следовало… и меня поймала местная полиция.
— Подожди, подожди, ты же говорил про какие-то игры в детективов? — вмешалась я в их разговор. Нет уж нет, так легко ты не отвертишься. Мне было очень любопытно узнать, за что отправляют на исправительные работы в этом мире.
— Да, так и есть. Я ушел с Земли, и поплатился за это. Хотел узнать, кто стоит за этой Королевой Депрессией и как ей удалось выбраться из темницы.
— Что? Но тебе… тебе же было все равно! — не унималась Анна.
— Мне было все равно, пока вы не