у Марины Николаевны никого нет. Ногти коротко подстрижены – раз. На безымянном нет обручального. Но на указательных, средних пальцах обеих рук – по колечку. Как доспехи, своеобразная защита. Цвет волос – обычный, не агрессивно рыжий. Как будто - чтобы сливаться с толпой.
И седина. Едва заметная, два-три волоска всего. Давно не красилась, а если бы кто-то был – она эту седину бы вмиг убрала, под любой цвет.
Туфли в прихожей – как кроссовки у Ани – старенькие, к тому же поцарапанные. Женщина из кожи выпрыгнет, но если есть любовник – купит себе красивые туфли, пусть дешевые, только для особых случаев. Конечно, это можно списать на бедность, с одной стороны… Но…
Дальше.
Мужчины в этом доме давно не было. Очень давно. Спиртного ни в одном шкафчике на кухне не обнаружилось… Нет чего-то похожего на вазу, куда можно поставить букет… Отпустили с работы – и она сразу пошла домой… Сколько уже – девять пунктов?
И, десятый, самый главный – взгляд. Не просто оценивающий. Не просто любопытство. Да она его раздевает, буквально, по-настоящему. Оценивает. Какой он под одеждой? Не только как мужа для дочки. Но больше… для себя?
Марина Николаевна непроизвольно сглотнула слюну. Уф, да она горит вся, стук сердца в ушах отдается. Он что, догадался? Она только что представила, как это молодое, железное тело вжимает ее в глубину дивана, как она вскрикивает от безумного напора. Как он ворочает ее, практически невесомую, в своих железных борцовских руках, яростно рычит как дикий зверь, и она жалобно скулит ему в ответ. Господи, что за похабщина? Это же мальчик, обычный мальчик, одноклассник ее дочери! Но сколько в нем дикой необузданной силы, он ведь даже не пошатнулся от ее рывков…
Марат поднял на нее горящий взгляд зеленых глаз, зафиксировал. В голове Марины Николаевны раздался звон. Мальчик напротив пропустил чайную ложку между пальцами, опустил голову, и (зная, что она наблюдает) – поднес эту ложку к своим губам, и облизал. Кончиком языка. Нет, так дальше продолжаться не может, это невероятно. Уши небось тюльпановым цветом горят… И Анька глупая, ничего не замечает. Марина вскочила, отнесла кружку в раковину.
Марату, наверно, надо домой, - сказала она, пытаясь, чтобы голос звучал не хрипло. – Уроки надо готовить. Да и родители наверно…
Она не удержалась. Рука просто сама собой, бесконтрольно - легла на его плечо. Пальцы чуть сжались. Камень. Чистый, гладкий и теплый камень…
Да, конечно, - легко согласился Марат, и тоже встал.
Они попрощались, очень тепло. Анька, явно смущаясь, чмокнула юношу в подставленную щеку. Женщине он протянул руку.
Было очень приятно, - сказал он ровным, спокойным голосом, когда ее рука оказалась у него. Он, словно в знак уважения (что, честно говоря, и было) – придержал тоненькую кисть второй рукой. Чуть дольше, чем положено. На какую-то миллисекунду. За которую успел указательным пальцем ее погладить. Как будто… случайно… так получилось.
Как только дверь захлопнулась, Марина Николаевна встряхнула головой. Потолок слегка кружился. Головной боли, по которой она отпросилась с работы – не было вообще.
Так, я в душ, - скомандовала она больше сама себе, нежели констатируя факт.
Наверно, стоит рассказать, как складываются дела у Марата на утреннем любовном фронте.
Психологически здесь ему было гораздо проще. Во-первых, это даже не совсем его желание. Первая красавица класса поручила ему: завлечь и соблазнить. Найти и ликвидировать. Завалить и обезвредить. Это придавало уверенности – что нужно не только тебе одному. Во-вторых, придавало самому действу еще больший оттенок профессионализма. Утренние пробежки – это то, с чего начинается утро профессионального спортсмена. И плюс к этому профессиональное задание…
Вообще, Марат терпеть не мог любительства. Его просто коробило на всех этих школьных мероприятиях. Когда люди, слабо понимающие что такое голос, ритм, шарм и актерское мастерство – вдруг лезут на сцену с микрофоном. Караоке было для него мучением, сродни добровольному садомазохизму. Фотографии в школьную стенгазету – зря потраченное время, усилия на клочках бумаги, смотреть на которые можно только с закрытыми глазами. Да и сами заметки… Марата чуть не стошнило, когда он прочитал парочку.
Можно понять взрослых – они то наверняка считали, что так дети тренируются.
Да, действительно, если не умеешь – тренируйся. И не пытайся выставить свои тренировки – что это какой-то промежуточный результат. Там до результата, даже промежуточного – как до Луны на корячках.
Поэтому сам Марат подошел к своему заданию как только мог профессионально. Нашел дома наушники с микрофоном, проверил как пишется звук. Вышел на свою подъездную площадку и несколько раз отработал ситуацию, движения и слова.
Утром, как они и договорились с Аленой – зашел за ней. Они отбегали пять кругов, размялись. Проводил до подъезда.
Погоди, разговор есть, - сказал он, и как будто выключил музыку на телефоне. Хотя на самом деле – включил запись.
Пошли в подъезд. Три минуты всего.
Алена ничего не сказала, и пропустила его.
Уличный шум просыпающегося города и ветер – довольно серьезные помехи для записи.
Слушай, - начал Марат в подъезде. – Мне бы ситуацию прояснить. Вы с Сергеем вроде как встречаетесь, мне сказали. Типа даже там… Ну сама понимаешь. Тыц-тыц, - Марат старался, чтобы фраза звучала как можно более похожей на непонимание младшеклассником взрослых отношений.
– Спите там, вместе, говорят. А я тут вклинился, как клоп. Пойдут разборки – скажут: ведь я не прав. Ну, я и буду не прав. Увел девушку, да с угрозами. Что за такое полагается? А если вы вместе, я просто извинюсь, и все…
Что-о? – в вопросе Алены было столько недоумения и злости, что впору прятаться. – Да чтобы я? С таким убожеством? Ты за кого меня принимаешь? Это он что ли, язык распускает? Вот уродина, позорник…
Да что ты, ну это я так, краем уха. Вы же вместе пришли. Ты на него вешаешься, он тебя проводить пытается. А я вообще ни в курсе, что там у вас, да мне и наплевать, если честно, меня больше последствия интересуют.
Ничего между нами не было, нет, и не будет. Никогда, - фыркнула Алена и поспешила по лестнице наверх.
Вешаюсь! – послышалось сверху фырканье. Да, похоже, девушку здорово пробрало. – Спите… Тварь безмозглая!
Ну и хорошо, - сказал Марат, и выключил запись.
На уроках он переслал запись Комаровой. Та слушала напряженно, несколько раз. А потом посмотрела на Марата. Так тепло, что реально
