Ливень вздыхает с облегчением и откидывается на спинку стула.
– Бред какой-то. Слушай, может, они сталкеры? У тебя же популярный блог и много поклонников…
– По-моему, они просто психи. – Я делаю последний глоток кофе, самый сладкий, и отодвигаю чашку. – Но пусть себе ходят, ходить и смотреть не запрещено.
В этот момент сзади раздается вопль, потом глухой удар, грохот мебели и звон бьющегося стекла, крики, и скоро все кафе наполняется хаосом. Я оборачиваюсь. Парень, тот самый, что сидел у края большого стола, бьет сидящую напротив девушку, методично занося руку с зажатым в ней высоким, с тяжелым стеклянным дном, бокалом для пива. Брызги крови летят во все стороны с противным чавкающим звуком, девушка заваливается навзничь, потом стул под ней опрокидывается, и парень бросается на нее, как зверь на добычу.
– Тварь! – ревет он на все кафе. – Я видел тебя с ним! Видел! Убью!
Он замахивается для очередного удара, но другому парню удается схватить его и оттащить назад, ему помогают еще двое. Нападавший вырывается из их рук с какой-то дикой, нечеловеческой силой, выкрикивая угрозы вперемешку с проклятиями. Над лежавшей без движения девушкой, лицо которой превратилось в кровавую кашу, склоняются друзья, снаружи уже слышится вой сирен. Поняв, что скоро здесь всех начнет допрашивать полиция, мы с Ливнем выскальзываем из кафе и минут пятнадцать идем быстро и молча. Дойдя до парка, падаем на скамейку, еще не просохшую после недавнего дождя, и какое-то время молчим. От быстрой ходьбы волосы Ливня растрепались еще больше, и мне вдруг хочется дотронуться до упавшей на лоб пряди, просто чтобы проверить, какая она на ощупь. От этого желания тревога нарастает еще больше. Я покрепче обнимаю свой рюкзак – так хоть руки заняты.
– Что за… – начинает Ливень и явно не может подобрать слов, потом бледное лицо озаряет догадка. – Слушай, ты видела, как тот его коснулся?
Да, я это тоже заметила – незнакомец, заговорив с парнем, на мгновение коснулся его плеча кончиками пальцев.
– С Миком было то же самое, – говорит Ливень. – Его тоже коснулись, и у него сорвало крышу. Как ты думаешь, Сэйнн, кто они такие?
– Не знаю. – Я правда не знаю, но у меня появилось одно подозрение, и оно мне не нравится.
Внутри все дрожит от запоздалого испуга, воздух, пропитанный дождливой сыростью, кажется ледяным. Я стараюсь не думать о девушке, которая пережила этот ужас. Пережила ли? Что с ней сейчас? И главное, с какой стати меня это беспокоит?
– Они смотрели на тебя, – вспоминает Ливень, глядя перед собой, на уходящую вдаль широкую аллею. – Они смотрели прямо на тебя, явно хотели, чтобы ты увидела то, что будет дальше.
Это мне как раз понятно. Но я надеюсь, что он не спросит, что я об этом думаю. И он не спрашивает, а говорит просто:
– Понятия не имею, что происходит, но ты в опасности.
Солнце, выглянувшее было под вечер, снова скрывается за тяжелыми тучами, так что враз наступают сумерки. По спине тянет холодом, я не выдерживаю пристального взгляда Ливня и опускаю глаза. Я не хочу, чтобы он знал то, о чем я сама уже догадалась: та девушка пострадала – или даже погибла – из-за меня. Эти парни хотели напомнить мне о том, кто я, показать, на что я способна. Если они могут заставить обычного человека сделать такое, то на что способен дискорд под влиянием тьмы?
– Мне надо идти. – Я встаю и накидываю рюкзак. – Надо забрать велосипед, он остался в кампусе.
Ливень тут же вскакивает:
– Я тебя провожу.
– Нет.
– Сэйнн… – Он берет меня за руку, но тут же отпускает, будто зная, что я его оттолкну. – Если тебе нужна будет помощь, любая, просто позвони. Я скину тебе свой адрес, но могу приехать и забрать тебя откуда угодно, если что. Пожалуйста… будь осторожна.
У него горячие ладони, совсем как были тогда, во время нашей детской почти дружбы. Я вспоминаю, как Герцен сказала: «Не все светлячки выдерживают тяжелые удары. Некоторые гаснут». Теперь она бы не сомневалась в том, что Ливень – лампирид. Странно, впрочем, что он решил стать художником, а не, например, медбратом или школьным учителем. Искусство эгоцентрично, а лампириды часто выбирают «помогающие» профессии, в которых они могут служить людям. Или это время, проведенное со мной, навсегда отбило у него охоту кому-нибудь помогать и он решил спрятаться за своими рисунками? Похоже, я снова ищу логику в эмоциях, а ее в них, как обычно, мало…
Но зато я поняла, кто он, еще до того, как он взял меня за руку. «Любая помощь», «приеду и заберу откуда угодно» – это кодовые слова светлячков для «я тебя…».
Я киваю и быстро иду прочь не оглядываясь.
* * *
Мы подписываем Контракт в тринадцать лет, накануне или вскоре после дня рождения. Таково условие, и не без причины. В этот период даже многие человеческие дети становятся неуправляемыми и готовы бунтовать против всего мира, а растущий дискорд легко может превратить личный бунт в масштабную катастрофу. В тринадцать мы уже вполне осознаем свою природу, понимаем, что сильно отличаемся от людей, и это создает проблемы. О том, кто мы на самом деле, мы узнаем от менторов во время первой встречи, они же объясняют нам суть Контракта. Это их работа – находить дискордов и помогать нам во всем, пока нам не исполнится двадцать один. Девять лет, девять золотых ампул. И примерно миллион возможностей раздавить сияющего светлячка. Однажды я спросила Герцен, какую награду менторы получают за годы такой опасной работы, и в ответ услышала только одно слово: «Мир».
Лампириды стремятся к миру и гармонии, это для них высшая награда. Ради нее они готовы пожертвовать даже жизнью, потому что не все принимают правила игры и соглашается на сделку.
Пока я еду на велосипеде домой, холодает и дождь хлещет уже целыми потоками. Если в этом городе идет дождь, то он идет сразу со всех сторон, даже снизу. Домой я добираюсь совершенно мокрой. После горячего душа мне больше всего хочется забраться в постель и уснуть. Это, кстати, тоже странно – обычно вечером я еще полна сил и могу не спать всю ночь, если есть дела поважнее, но этот долгий, непонятный день меня совершенно вымотал.
Я делаю себе большую чашку кофе, устраиваюсь на диване и открываю на телефоне ленту местных новостей. Конечно, событие в кафе уже попало на все сайты. Пишут, что девушка выжила, но находится в реанимации в тяжелом состоянии. Нападавший оказался ее парнем, и, по словам друзей, они встречались давно и были идеальной парой. Виновного взяли на месте, он даже не пытался скрыться и скоро впал в некое подобие транса. Он не может объяснить свой поступок и утверждает, что им управляла какая-то неведомая, неконтролируемая сила. Среди основных версий полиции – наркотики и тяжелое психическое расстройство. Ведется следствие…
В эти версии я не могу поверить даже с большой натяжкой. Когда я смотрела на него за несколько секунд до срыва, в его светлом, простоватом лице не было ни тени агрессии. Что надо сделать с человеком, не дискордом, чтобы он из состояния полной безмятежности впал в ярость берсерка и расколотил девушке череп у всех на виду? Я не знаю. Но догадываюсь, кто это мог сделать.
