К тому времени, когда Сидни завершил чтение поэмы о Трое, кровь в жилах Кэтрин бурлила и клокотала. Она мысленно представляла себе, каково это — почувствовать сильные руки Алека на своих плечах, бедрах, груди…
Раздались аплодисменты, и Кэтрин испуганно выдернула руку из ладони Алека.
Если она не будет предельно осторожной, то скоро сама станет умолять графа о поцелуе.
Глава 9
Женщины весьма неравнодушны к романтической поэзии. Ни в коем случае нельзя недооценивать возможности изысканного сонета.
Аноним. Руководство для повесы
Алеку отчаянно не хотелось отпускать руку Кэтрин. Утонченная игра с пальцами лишь разожгла его желание. Ему потребовалась вся сила воли, чтобы не прижать ее ладонь к внутренней стороне бедра, а затем и к восставшей плоти. Никогда раньше он не был настолько возбужден в результате столь невинной забавы.
Боже, эта женщина сведет его с ума! Она обладает задатками страстной любовницы. Можно себе представить, какова она в Постели. При мысли об этом Алек почувствовал возбуждение.
Когда аплодисменты стихли, он снова завладел рукой Кэтрин, но в это время Сидни произнес:
— Моя вторая поэма посвящена самой главной женщине в моей жизни.
Алек посмотрел на подиум и нахмурился, заметив, что взгляд Ловеласа устремлен на Кэтрин.
— Она называется «Муза», — добавил Сидни.
Алек устало закатил глаза. Неужели этот идиот думает, что Кэтрин поймается на такую дешевую приманку?
Ее пальцы выскользнули из его ладони, и Алек, скосив на Кэтрин взгляд, увидел на ее лице выражение радости и вины одновременно. Он решительно снова взял ее за руку, но она ее выдернула:
— Пожалуйста, Алек.
Черт бы побрал этого Сидни Ловеласа! Похоже, поэт знал подходы к Кэтрин. Она могла отвечать на ласки Алека, но чертов баронет легко заставил ее почувствовать себя виноватой.
Алек покорился и отпустил руку Кэтрин. Она облегченно вздохнула и стала поспешно натягивать перчатки.
Алек почувствовал себя сиротой; голос Сидни, донесшийся с подиума, отнюдь не улучшил ему настроения.
Когда меня покинет вдохновенье, Нейдут стихи и верх берут сомненья, — В меня вливают веру и покой. Твоя улыбка, теплый голос твой.
Черт бы побрал этого Сидни Ловеласа! Его стихи просты, элегантны. И, что важнее всего, их не назовешь глупыми.
Алек, привыкший получать удовольствие от песен, которые распевали пьяные кавалеристы в тавернах, мог определенно сказать, что талант у Сидни есть.
Раздраженный этим, он бросил взгляд на Кэтрин и убедился, что на ее лице действительно «лежит печать надежды». Она надеялась, что Сидни, а не Алек, любит ее и женится на ней. Алек заметил, как по щеке Кэтрин скатилась невольная слезинка, и им овладело острое чувство ревности. Наконец он понял, что именно она находила в Ловеласе. Владение словом привлекало ее так, как других женщин способно привлечь умение армейского офицера владеть шпагой. Она могла позволить Алеку ласкать ее руку, но слушала она Ловеласа и восхищалась Ловеласом. Она хотела именно Ловеласа.
Сидни закончил читать, и на несколько секунд в зале воцарилось молчание, свидетельствовавшее о том, что публика подпала под чары его поэзии. Затем зал взорвался аплодисментами. Некоторые вскочили на ноги, и среди них оказалась Кэтрин. Алек тоже вынужден был подняться. Он наблюдал за Сидни, стараясь рассмотреть в его взгляде высокомерное самолюбование, а вместо этого увидел на лице Ловеласа неуверенную улыбку. Казалось, Сидни был искренне удивлен тем эффектом, который произвели его стихи на слушателей. Оглядев толпу, он нашел взглядом Кэтрин и заулыбался, словно мальчик, довольный одобрением учителя.
И тут Алека осенило.
Поэма называлась «Муза». Не «Любимая» и даже не «Обрученная». Сидни хотел, чтобы кто-то его вдохновлял и хвалил его талант.
На душе у Алека стало легче. Ловелас не хотел теплокровной Кэтрин, которая мечтала о поцелуе, жаждала прикосновений и ласк. Он хотел сохранять ее замороженной на пьедестале, а это совсем ей не подходило.
«Она моя лира, моя песня».
Нет, Кэтрин не будет лирой и песней Ловеласа! Ей хочется земных человеческих чувств — возбуждения и страсти, дружеского общения. И только он, Алек, может дать ей все это.
Аплодисменты стихли, чтения закончились, посетители заговорили между собой. Дамы стали собирать шали и ридикюли, мужчины — заталкивать программки в карманы сюртуков. Несколько человек подошли к подиуму, чтобы пообщаться с поэтами.
Кэтрин поднялась, не взглянув на Алека.
— Я сейчас вернусь. Хочу поздравить Сидни. Это не займет много времени.
Она направилась к концу ряда. Но вместо того чтобы пройти вперед, неожиданно повернула к двери, ведущей в аудиторию, где собирались поэты после чтений.
Алек остался стоять в замешательстве один. Должен ли он позволять Кэтрин остаться на несколько минут наедине с Ловеласом?
«Она моя лира, моя песня».
Ничего подобного.
Затолкав перчатки в карман, он протиснулся сквозь толпу и оказался в помещении, где людей было гораздо меньше. Он сразу же увидел Кэтрин.
— Мисс Меривейл, погодите! — крикнул Алек. Кэтрин услышала его и остановилась. Алек приблизился.
— В чем дело, лорд Айверсли? — строгим голосом спросила Кэтрин.
Алек молчал, не зная, что сказать. Мысли вихрем пронеслись у него в голове. «Сидни — осел… Вы заслуживаете большего… Я хочу вас, а он только восхищается вами…»
Но он не был столь красноречив, как ее поэт. Алек бросил взгляд на открытую дверь в пустую комнату.
— Сюда, — сказал он и, взяв Кэтрин за руку, потащил ее. Она безропотно пошла за ним, но как только они вошли в комнату, остановилась и спросила решительным тоном:
— Чего вы хотите? Я сказала вам, что это займет всего лишь минуту.
— Я имею право на свою часть сделки. Вы должны отдать мне мое вознаграждение.
Кэтрин сообразила, о чем говорит Алек, и тут же смутилась:
— Но почему здесь? Почему сейчас?
«Потому что я хочу вытравить Сидни из вашего сердца».
— А почему не сейчас и не здесь? — вопросом на вопрос ответил Алек и шагнул к Кэтрин, намереваясь заключить ее в объятия.
Она посмотрела на него умоляющим взглядом:
— Пожалуйста, Алек…
— Нет! — отрезал он. — Я слышал ваше «пожалуйста, Алек» уже много раз сегодня. Поэтому, прежде чем вы убежите к Сидни, я хочу получить то, ради чего пришел сюда.
Не давая Кэтрин возможности выразить протест, Алек наклонился и приник к ее губам.
Он ожидал, что она станет сопротивляться, однако все вышло гораздо хуже. Кэтрин осталась стоять без движения, она не сопротивлялась, но и не отвечала на поцелуй. Алеку показалось, что он целует статую.
