Книга Сыны Солнца - Виктор Форбэн

Перед ним внезапно возник нежный образ несчастной матери, заплатившей жизнью за свою самоотверженную любовь к сыну.

— Кровожадные гиены, которые ее убили, ответят мне за каждую каплю ее крови. Мои орды диких кабанов растопчут ногами их тела.

Им вновь овладела жажда мести и он видел перед собой тот день, когда обученные обращению с луком дикари повергнут в прах яванов.

В это время вернулись охотники, неся на себе истекающие кровью туши убитых оленей. Отряд сделал привал у подножья утеса, и с помощью дощечки для добывания огня был разведен костер.

Дикари принялись потрошить оленей. Подержав короткое время на огне вынутые внутренности, они тут же съедали их вместе со всем содержимым. Через некоторое время к охотникам подошла группа кочевников. Усевшись на корточках у костра, они, по обычаю груандисов, без предварительного приглашения стали истреблять потроха. Наевшись досыта, они целым потоком гортанных звуков прервали молчание. Их рассказ сильно взволновал слушателей.

— Ана, что говорят наши братья? — спросил Минати, лежа поодаль на мехах.

— Они говорят, что наши охотники окружили в лесу яванов и взяли их в плен. Это просто невероятно.

— Яваны взяты живыми в плен? — недоверчиво спросил богочеловек.

— Да, они так говорят.

Другие охотники, подошедшие несколько позднее, подтвердили потрясающее известие, прибавив, что двое взятых в плен яванов скоро будут здесь.

— Их повели в главное стойбище, чтобы зарезать в честь тебя, повелитель, — объяснил Ана.

— А потом вы намереваетесь их съесть? Дикари вы! Вонючие животные!

Его кровь явана закипела при этой мысли. Но тут же перед ним встала забавная сторона этого происшествия. Он представил себе растерянный вид надменных силачей, очутившихся на поводу у низкорослых дикарей. Эта мысль рассеяла его гнев.

Голоса приближались и Минати, не желая ничего пропустить из этого забавного зрелища, приподнялся на локте, чтобы лучше видеть. Он велел подбросить веток в костер, так как наступала ночь.

Дикари посторонились и пропустили одного из пленников, который был немного выше их ростом. Вспыхнувшее пламя костра осветило пленника и столпившихся вокруг него груандисов.

— Да это женщина! — пробормотал Минати. — О, несчастная!

Приподнявшись, он вытянул вперед голову, чтобы лучше рассмотреть пленницу. Она шаталась от усталости и глазами загнанного зверя оглядывалась вокруг себя.

Движимый глубоким состраданием, Минати подумал:

«Она мне напоминает мою мать. У нее такие же волосы и такой же рост».

— Дарасева!..

Одним прыжком он очутился на ногах и с недоумением искал, кто мог произнести его имя.

— Неужели эта женщина?

Ему показалось, что он теряет рассудок. Неужели действительно эта женщина прошептала его имя?

— Дарасева! Дарасева! — звала она его и протягивала к нему свои руки.

Опершись о скалу, Минати крикнул сдавленным голосом:

— Действительно ли ты душа моей матери? Неужели твоими устами говорит ее нежный голос? Говори еще. Скажи мне…

— Что же она еще должна тебе сказать, чтобы ты, наконец, поверил своим глазам? — раздался чей-то голос.

Растолкав окружавших его дикарей, Куа очутился у огня.

— Посмотри, сынок! — смешно расставив кривые ноги, кричал он. — Посмотри-ка еще на это привидение и скажи, похоже ли оно на блуждающую душу.

Минати не замедлил с ответом. Вмиг очутился он возле матери и крепко сжал ее в своих объятиях. Он то отпускал ее, чтобы провести ее рукой по своему лицу, то вновь обнимал ее на глазах у остолбеневших дикарей. Жаба прервал его нежные излияния:

— Сын мой, мы хоть и привидения, но порядочно проголодались. Зажарь-ка нам оленьего мяса, но выбери кусок получше. Это будет для нас приятным разнообразием после крыс и ужей, которыми эти молодчики в продолжение долгих дней кормили нас.

Когда Таламару усадили и закутали в меха и когда Куа удовлетворил свой голод, Минати узнал, наконец, их трогательную и восхитительную историю.

Долгое время мать мысленно следовала за своим сыном. Каждый вечер, засыпая, она слышала его голос так же ясно, как он слышал ее голос. Но вдруг голос умолк.

— С этого дня мать твоя пришла к убеждению, что неведомая сила стала между вашими душами.

— А я, — промолвил юноша, лаская руку матери, — я же, с тех пор, что ты перестала призывать меня по ночам, решил, что яваны убили тебя.

Тогда пришел конец ее спокойствию, вызывавшему глубокое изумление во всем селении. Ею овладела не покидавшая ее ни днем, ни ночью неотвязная мысль — отправиться на поиски сына, где бы он ни был, хотя бы на другом конце света. Получив от пленных кое-какие отрывочные указания, она немедленно тронулась в путь.

— Надо было окончательно обезуметь, чтобы предпринять подобное путешествие, — возмущенно рассказывал Куа. — Но что поделать с женщиной, если ей что-нибудь взбредет в голову?

— Друг мой, — ласково заметила Таламара, — безумная нашла второго безумца, который согласился ей сопутствовать.

Своей слабой рукой она нежно сжала его грубую огромную руку и дрожащим от волнения голосом сказала:

— Куа, верный друг моих юных лет, ты последовал за мною, чтобы защитить меня и разделить все опасности пути. Поверь, что сердце матери и друга преисполнено глубокой благодарностью к тебе.

— Да, мы недурно выкарабкались, — смеясь, ответил карлик, стараясь скрыть собственное волнение.

Путники долго шли, потеряв счет дням. В дороге они питались найденными в дуплах деревьев медом и ежевикой. Правда, у них в мешке было взятое из селения вяленое мясо, но они старались бережно расходовать его. Не раз подвергались они нападению волков.

— Раз, на моих глазах, Куа ринулся на большого волка и на месте задушил его. Однажды он топором расколол череп медведю. И еще я видела…

— Женщина, кто из нас рассказывает, ты или я? — притворно сердитым голосом перебил ее храбрец.

В конце концов они наткнулись на бродивших в лесу дикарей, которых поразила безобразная наружность Куа. Они действительно приняли его за духа неведомого рода и происхождения. Что за неоценимое преимущество быть самым уродливым человеком в мире!

— Вот она, сын мой, вся наша история. Но пусть я буду подвешен за большие пальцы ног, если я сегодня надеялся тебя встретить в обществе этих пожирателей потрохов. Кажется, они почитают тебя, как божество.

— Подожди до завтра, ты увидишь, во что превратился царапающий по кости мальчишка!

Изнемогавшая от усталости Цвет Шиповника засыпала. Минати прикрыл уснувшую медвежьей шкурой; сам он с Куа завернулся в меха и подсел с ним поближе к огню.

Наутро, как только занялась заря, караван двинулся дальше. Таламару уложили на носилки и четверо дикарей понесли ее. Минати и Куа шли рядом и беседовали между собой. За ними следовали охотники, сгибаясь под тяжестью дичи.

Куа