в Измайловский парк и лечь, и правильно думать. Будет тяжело, потом легко, потом спросят. Говорить не нужно. Правильно думай, они всё видят. Я пойду уже?
— Иди.
Голова скрылась за дверью. Потом появилась рука и сделала два движения, какими вкручивают лампочку.
— Берегись стеклоидов!
И всё закончилось. Что он там говорил про тяжело, легко и зеркала? Походу я чуть прямо отсюда не отзеркалился. Или из своего мира отзеркалился. В психушку. Тридцать шесть миров. Забавный псих. Хоть кино снимай. А потом, после некоторого напряжения, вызванного странной беседой, полегчало и он не заметил как уснул.
Утром в окно смотрело тёмно-синее небо, с одной стороны более светлое. Уже совсем не зимний рассвет. С темной половины неба в сторону востока смотрел тонкий выгнутый серп луны.
А потом заметил на подоконнике таблетку. Стоп! Если таблетка снова на месте, то… Но память просто кричала ему, напоминая, что таблетка была проглочена! Блин! Только Дня сурка мне не хватало! Но я пришел в палату к вечеру, а сейчас утро. Если я попал в «День сурка», то почему вернулся в утро? Значит я не пришел сюда к вечеру. Тогда сколько я тут? И был ли тот разговор с психом? Или он приснился? Второе выглядело правдоподобно и больше устраивало. В животе протяжно сработал вибросигнал. Люська! От Люськи было четыре длинных смс-ки. Дочитав последнюю, Лёха почувствовал себя почти подлым беглецом. Он закрыл глаза и решил провести в дрёме и неподвижности ещё с полчаса. Минут через двадцать, когда в неподвижные руки стали прокрадываться холодок и иголки, ощущение покалывания, в коридоре послышались мягкие неторопливые шаги. Потом кто-то проследовал более быстро, но также мягко, как в тапочках. Потом снова стихло, и среди тишины вдруг начала открываться дверь.
Глаза открылись мгновенно, потому что он не слышал, как подошли к двери. Лёха приготовился снова увидеть худое серое лицо с клочками стекловаты вместо волос, но в дверь заглянула голубоватая шапочка, от шапочки в сторону качнулась черная прядь, пронзительно тёмные глаза встретились с его взглядом. В довершение, как пик напряжения, из-за двери показалась тонкая рука с маникюром. Пальцы медленно показались из-за двери и обхватили её белый край. Движение показалось ему таким медленным, словно это была лапка хамелеона или когти ленивца.
— Утро доброе! Как спалось? Завтрак в конце коридора направо.
— Спасибо. Всё хорошо. Утро… доброе. — ответил он, комкая слова и думая, как спросить, кто мог гулять ночью, но решил подождать с этим. Он на мгновение перевёл глаза на потолок, а когда вернул взгляд обратно, за приоткрытой дверью уже никого не было. Он сел на койке, поставил ноги на пол. В голове стучало. Он искал в памяти аналогичное ощущение и нашел его. Однажды он неосторожно понюхал технический нашатырный спирт из бутылки. Нос и половину мозга прострелил резкий запах, дыхание перехватило. Ясность в сознании и невозможность дышать. Варвара была тем ещё нашатырным спиртом! Трудно было предположить, что она не знала о том, как она действует на людей. Но если знает, а она точно это знает, то как она беспощадно этим пользуется! Всё равно что в младенческую бутылочку налить коньяк вместо чая. Хватит! Я пришел вечером. Даже в туалет не пошел. Уснул. Нет! Сначала проглотил таблетку, подумал, полежал, потом уснул. И мне наснилось всякой хрени. Просидев ещё с минуту, он решил уже встать, открыть локацию с туалетом и умывальником, позавтракать. В уме возникла овсянка на молоке и компот. Компот выглядел на фоне овсянки особенно привлекательно, но мысль оборвалась. В палату впорхнула Варвара, заглянула в тумбочку, на окно, сунула таблетку в карман, достала из другого кармана записную книжку и склонилась под девяносто градусов над тумбочкой, делая запись в книжку. Лёха невольно уперся взглядом в её бедро. А во что ещё было упереться, если оно загораживало от него всю остальную палату как подошедший к остановке автобус! Халат выше бедра медленно сыграл складками. Это медленно прогнулась варварина спина. Стук в голове стал почти нестерпимым. Но это был ещё не финал. Варвара выпрямилась, книжка с тумбочки взлетела вверх вместе с руками, черными нефтяными локонами и шапочкой. Она не сделала ни шага, но выпрямившись, оказалась вплотную к нему, слегка касаясь коленом его ноги.
— Гулять можно с 10 до 12 и с 15 до 18. Что понадобится — всё через меня. — послышалось сверху. — Кто что спросит — тебя Альберт положил понаблюдать. Если запру комнату снаружи, то это не надолго.
Она выдохнула, и это должно было означать, что она сделала и сказала всё, что хотела. Промежуток между пуговицами халата отреагировал на этот выдох тем, что складки ткани округлились и в лицо Лёхе пахнуло едва ли не сандаловым ароматом её тела. Может она принимает ванны из экзотического чая? При следующей мысли, что под халатом, возможно, не было ничего кроме самой дьявольской соблазнительницы, Лёха мысленно заорал «Люська!!!» Рыжее пламя мелькнуло в уме и Лёха передумал терять сознание. Если упасть сейчас на подушку, то она склонится над ним и тогда останется ноль шагов до черты безумия и ветер в спину. В себе он был почти уверен, но что ждать от обитательницы белого халата? Может ей будет достаточно только лёгкого толчка пальцем, чтобы столкнуть его с обрыва разума.
Варвара захлопнула записную книжку.
— Весёлого дня! — с улыбкой кинула она через плечо и вышла.
Сколько раз он сам думал, что его рыжая подружка — самый сильнодействующий алкалоид, и ещё при знакомстве и в начале отношений прикидывал, по силам ли его рассудку вставать на пути этого торнадо. А теперь он едва успел убрать ногу с рельс, как перед его носом пронеслись вагоны экспресса, снося обрывки разума, как пух с одуванчика.
Наконец головокружение и жар в голове успокоились и он отправился изучать карту своей новой локации. Завтрак оказался куда как позитивнее, чем его стереотипные воспоминания о терапии. Суп, гречка, чай, сыр и колбасные нарезки для бутербродов. Это то, что оказалось на столике. Заглянув в холодильник, он обнаружил, что тот, кроме всего уже съедобного и полуфабрикатов, забит доверху соками и газировками сортов пяти-шести. Сбоку, прижатая к стенке холодильника соками, торчала даже трёхлитровая коробка белого столового вина с высунутым клапаном-краником. Кто-то здесь очень ответственно относился к количеству влаги в своём мозгу и к настроению кровяных телец в сосудах. Надо спросить насчет его содержимого.
Выйдя на
