Торопливыми шагами он подвел Люрсака к громадному манговому дереву, широко раскинувшему свои тенистые ветви.
– Тут.
И, взволнованный, он умолк.
Пристально вглядываясь, Пьер заметил, что перед ним яма, искусно закрытая ветвями и сухими листьями.
– Слоновая западня?
Но в то же время он обратил внимание на валяющиеся рядом лохмотья, в которых легко можно было узнать остатки французского офицерского мундира.
– Равен, смотрите.
Миссионер уже все понял. Не отвечая Пьеру, он поспешно разбросал ветки, закрывающие яму, наклонился над ней и затем с помертвевшим лицом откинулся назад. Пьер в свою очередь заглянул вглубь.
Дно ямы было усажено острыми кольями, на одном из которых повис европеец. А на самом дне ямы виднелся еще один скелет с кусками сохранившихся лохмотьев.
– Редецкий?
– Да.
Священник спустился в яму, снял тело Редецкого с кола, пропоровшего бок и живот и, подняв труп на руках вверх, передал Люрсаку.
Труп едва начал разлагаться, и на лице его, казалось, сохранилось еще выражение спокойной решимости.
Не посвящая ни во что людей своего каравана, Пьер принес лопату и вырыл неглубокую могилу. Отец Равен прочитал погребальные молитвы.
Люрсак и отец Равен решили воспользоваться остатком дня и спуститься лесом немного вниз по плато: так и цель становилась ближе, и караван был скрыт лучше, чем на самой макушке Пу-Каса.
Когда наступили сумерки, Пьер отдал приказ об остановке. В то время как проводники и корнаки хлопотали возле животных, Люрсак с миссионером осторожно пробрались к обрыву. Наклонившись над бездонным мрачным колодцем, они напряженно вслушивались, не донесется ли оттуда каких-нибудь звуков.
– Ничего, – сказал Пьер. – Ничего. Пустота. Молчание.
Он хотел было уже подняться и уйти, как миссионер схватил его за плечо и прошептал:
– Прямо, чуть-чуть правее – огни.
Действительно вдалеке – вероятно, на противоположном краю обрыва, маячила пара огней. Затем показались еще. Люрсак вскоре насчитал семь светящихся точек.
– На той стороне кто-то живет.
Миссионер крепче сжал плечо Люрсака.
– Да, если кто-то живет. Но ведь приходится прийти к выводу, что живут в самой стене. По-видимому, гроты. А может быть, выходы подземных галерей храма, а может быть, и еще что-нибудь.
Пьер спохватился:
– Наши огни! Они тоже видны!
Он бросился к лагерю и попал как раз в тот момент, когда корнаки начали раздувать чуть теплящееся пламя только что разведенного костра. Пьер затоптал его ногами.
– Никаких огней! Вы меня слышите? Чтобы уголек не светился!
Он позвал проводников:
– Нгур и Пат! Где вы?
Из темноты послышался ответ.
– Мы здесь, господин.
– Захватите с собой все веревки, которые у вас есть, и приходите вон туда. Я жду вас там с отцом Равеном.
Уходя, он отдал приказ корнакам:
– Оставайтесь здесь! Не сходите с места!
Миссионер, когда Пьер возвратился к нему, продолжал стоять все на том же месте, погруженный в раздумья.
– Это вы? А я стоял и размышлял, каким образом добраться вниз.
– Путь один, – отвечал Пьер. – Стена совершенно отвесная, и спуститься можно только по веревке. Сейчас проводники принесут ее.
– Хватит ли веревки? Мы ведь не знаем, насколько глубока пропасть и как высока стена.
– Хватит. У нас есть целая веревка на двести пятьдесят метров. Я велел привязать к ней веревки от вьюков. Там наберется метров до пятидесяти. Итого триста. Спустившись, я дождусь дня и тогда уже решу, что делать.
– Вы говорите так, словно собираетесь спускаться один. Вы ошибаетесь: я буду с вами, – и, застенчиво понизив голос, отец Равен прибавил: – Ведь вы, Люрсак, еще не все знаете. Мое поведение за последние дни могло вам показаться странным и ненормальным. Однако я надеюсь, что скоро вы поймете меня. Одним словом, я спущусь в эту бездну. И даже если бы вы не захотели спускаться, я сделал бы это один…
Глава 17
Ноги Пьера коснулись, наконец, твердой земли и, ощупав почву, он сделал несколько робких шагов в сторону.
Он трижды дернул веревку и через несколько секунд почувствовал, что сверху тоже дернули три раза. Так было условлено. Он отвязал веревку от пояса и дернул еще раз. Веревку потянули наверх.
Кругом господствовали мрак и гробовая тишина. Только вдали по-прежнему еле виднелись огни; теперь они были уже выше той линии, на которой стоял Пьер.
Шорох наверху заставил его поднять голову.
– Равен?
Приглушенный голос священника отвечал:
– Я. Ой, как темно. Я ничего не вижу.
Он отвязал веревку.
– Казалось, что мне и не удастся добраться до дна, так долго продолжался спуск. Знаете, сколько осталось веревки? Тридцать метров. Следовательно, мы опустились на глубину двести семьдесят метров.
– Вы дали Нгуру и Пату инструкции?
– Да. Они поднимут веревку, как только я дам сигнал. Вот так. Готово. Теперь один из них будет безотлучно находиться на краю пропасти. После револьверного выстрела веревка спускается, после второго нас вытягивают. Это – днем, а ночью веревка должна быть спущена все время. Если мы дернем три раза, значит надо нас поднять, если два раза – спустить нам припасы. Дожидаться нас должны пятнадцать дней, а после этого они могут возвращаться на пост. Они прекрасно все поняли, и с этой стороны мы можем быть спокойны.
Отец Равен ощупал рукой стену.
– Веревки нет. Нгур и Пат подняли ее. Давайте держать курс направо. Там есть лесок, где в случае чего мы можем укрыться.
Взвалив на спины мешки с провизией, они тронулись в путь, осторожно ступая в темноте по скользкой траве, мокрой от росы. Кругом была абсолютная тишина. Ни единого звука, ни даже самого легкого дуновения ветерка. Воздух казался неподвижным и застывшим.
Так пробрались они к лесу. Но, видимо, настоящий лес был дальше, и им предстояло сначала пройти через густой кустарник. Пришлось двигаться буквально ощупью. Они натыкались на колючки, царапали себе руки и лицо о шипы, цеплялись за сучья и рвали костюмы.
– Скоро начнет светать, – сказал Пьер. – Нам следует где-нибудь спрятаться.
– Ничего. Кустарника осталось немного. Я сверху внимательно все рассмотрел. Сейчас мы войдем в лес.
Достигнув первого дерева, они решили дождаться здесь рассвета. Отец Равен, ощупав ствол, чем-то заинтересовался и, вынув нож, стал исследовать кору. До Пьера долетали обрывки фраз из его разговора с самим собой:
