– Хорошенькая, **дь, соринка! Я только на тренировку или соревнования, а он тут – не сотрешь!
– Мы просто дружим!
Ваня отскочил от меня словно ошпаренный. Одарил каким-то побитым взглядом и вдруг расхохотался:
– Ты просто не можешь быть такой наивной, Манюня! – взвился он. – Таких не бывает!
– Но вот она я! – закричала в ответ, раскинув руки. Нервы были на пределе, в груди щемило, а воздуха не хватало от какой-то нарастающей паники.
– Повезло, **дь! Правда не видишь, что он из штанов выпрыгивает, только бы тебя трахнуть? Не видишь, как он на тебя пялится все время?
Я покачала головой:
– Ты просто ревнуешь! И абсолютно зря!
– Зря? – зыркнул исподлобья. И вот это его недоверие ударило меня, словно нож в сердце.
– Говорят, в измене обвиняют только те, кто сам тот еще ходок. Может, вот в чем причина твоих внезапных приступов недоверия? – Я сжала руки в кулаки, приказывая себе не плакать. Ну позорно же разреветься прямо посреди выяснения отношений! – По себе меня меришь?
– Что?
Лёля давно мне говорила, что Ваня позволяет себе лишнего, на тренировках и выездах. В общем, когда меня нет рядом. У нее брат двоюродный занимался вместе с ним.
Мол, у таких парней, как Давыдов, моногамность в генах не прописана. Я смеялась и не верила подруге. Может, зря?
– А что? – поджала губы я. – Раз ты в нормальном общении измену видишь, то этому же должна быть причина? Говорить не пробовал, сразу морды бьешь?
Ваня лишь головой покачал:
– Ты его еще и защищаешь?
Я закатила глаза и открыла двери, чтобы выбраться наружу.
– Куда ты пошла?! – донеслось мне гневное вслед. – Мы не договорили!
– Договорим тогда, когда у тебя мозги встанут на место!
Я решительным шагом пошла обратно к дому, а позади слышался мат и звуки ударов о грушу…
Догонять меня Ваня не стал. А ведь раньше никогда от себя не отпускал, пока не помиримся.
И вечером он не пришел, а я лила слезы в подушку и кляла себя за несдержанность. Ну вот что мне стоило попридержать злость и поговорить с ним нормально?
Может, и не уехал бы Ваня на соревнования в таком странном настроении…
Его не было три дня, за которые я успела узнать, что беременна, отказаться от аборта и принять решение за нас двоих. Рожать. Только так.
Сразу после возвращения парня в город увидеться не удалось. Лампа получила очередную главную роль всей своей жизни и заставила меня с ней прогонять сценарий до самого вечера.
На вечерний бой, последний для Вани в боях без правил, тоже не попала. Так зверски тошнило, что от унитаза отойти не могла! Родным пришлось соврать про отравление.
А утром Лёля мне сказала, что Давыдов улетает в Америку. Мол, заключили дорогой контракт, Малконский его продвинул.
И все глаза отводила, боялась на меня взглянуть.
Это сразу показалось странным, и меня бросило в пот, словно вот-вот получу страшное известие.
– Ты что-то скрываешь от меня? – голос дрожал, но я все равно задала этот страшный для себя вопрос. – Что-то случилось во время боя? Ванечка получил травму?
В отличие от меня Лёля там была.
– Да что случится с твоим Ванечкой? – скривилась она. – С девками он свалил в раздевалку! Ты же знаешь, что после ринга бойцы сбрасывают адреналин сексом… Ты не пришла, и он нашел замену. Вот и вся любовь.
А ведь ни ночью, ни утром от Вани никаких вестей не было…
– Что? – прокаркала я, не узнавая собственный голос. – Это неправда! Ты все врешь!
– Смысл мне врать, подруга? – округлила глаза Лёля. – Я же добра для тебя хочу!
– Неправда все! – закрыла уши руками. – Даже слышать не хочу!
Слезы застилали глаза, сердце колотилось, словно из груди выпрыгнуть решило, а Лёля меня гладила по голове и успокаивала:
– Ну все, все, хороший мой. Не плачь. Все мужики – козлы, мы с тобой в этом просто еще раз убедились.
– Мой Ваня не такой!
– Ну раз не такой, то сама проверь! – зло выдала она мне. – Наверняка и в аэропорт с девками поперся! Он же у нас почти американская звезда!
И я ведь пошла. Проверила. Убедилась в Лёлькиной правоте…
Лучше бы она мне соврала!
Слишком больно было выдирать из сердца Ваню, для которого наша любовь оказалась пустым звуком.
И насчет причин ревности я была права… Сам таскался по девкам и меня пытался очернить.
Ненавижу!
* * *
Впоследствии, когда прошло уже несколько лет, а мальчишки пошли в садик, я мысленно вернулась к этому эпизоду в прошлом. Могла ли поступить иначе?
Могла.
Меня ведь никто не просил скрывать от Вани беременность, я сама решила, что он недостоин это знать. Под воздействием огромной обиды, конечно же.
И пусть в аэропорту мне было сложно к нему подойти после той сцены, но ведь я могла позвонить за границу. Тогда бы точно знала: Давыдову наши мальчишки не нужны, а так…
Так я жила с ощущением многоточия.
И теперь, после внезапного возвращения Ивана в мою жизнь, сердце подкидывало мне какие-то надежды. Сердце – оно вообще не слушает никаких доводов разума, руководствуется чувствами.
А ведь они к Давыдову не остыли.
Я даже стала верить, что могла обмануться в тот день. Что-то не так понять, ошибиться.
Одно не давало мне покоя: почему Ваня так и не объявился? Ведь я знала о возможности подписания этого выгодного контракта, парень хотел войти в профессиональный спорт, заработать имя и состояние. Вот только в его мечтах о лучшей жизни всегда была и я. Вместе с ним.
В Америке, Азии или любой другой точке мира на карте.
Как так получилось, что для меня там не осталось места?
Была ли это нелепая горькая ошибка, или же для меня в жизни Давыдова изначально ничего не готовилось? Все его слова и поступки оказались всего-то сладкой ложью?
Как одна нелепая сцена ревности могла запустить такую разрушительную цепь реакций?
Десять лет я об этом старалась не думать, просто двигалась дальше. Сначала выживала, а потом уже научилась и жить. И еще бы десять-двадцать не задумывалась! Не появись Иван здесь снова.
Вместе с чувствами он всколыхнул во мне всю эту муть.
