Часть 5. Второй триместр
— Как там говорилось? «В горе и в радости»? В радости мы попробовали — не получилось. Приступаем к горю.
Глава 1
На четвертом месяце я впервые ощутила себя жалкой, одутловатой кочергой. Все без исключения бесили меня, стоило им приблизиться ближе, чем на метр. Я мечтала огреть каждого встречного чем-нибудь тяжелым. Я устала от женских консультаций и готова была воевать за место в очереди вместе с другими беременными женщинами. Периодически мне хотелось рыдать навзрыд, но чаще — безостановочно поглощать пищу.
Булочка с маслом? Прекрасно! Булочка без масла? Дайте две.
Скрывать беременность было просто глупо, потому что, несмотря на небольшой живот, на меня перестали налезать любимые платья в обтяжку. Точнее — я в них казалась пузатым бегемотом.
— Илона, ты — чудовище, — с оптимизмом приветствовала я себя по утрам.
Жизнь стала невыносимой. Светочка ворковала со мной как с полоумной пациенткой дурдома и запрещала пить кофе или есть бутерброды. Она привозила какие-то невозможные овощные котлеты собственного производства, от которых меня тянуло на общение с унитазом. Я ежедневно грозилась уволить Светочку, но та не воспринимала буйную начальницу всерьез и добавляла к котлеткам наваристый куриный бульон.
Какая гадость. Лучше бы принесла пирожок.
Подруги долго костерили меня за то, что я скрывала от них беременность. Всю плешь проели своими претензиями. Ну а потом они начали представлять, как мы будем гулять втроем с колясками в парке. Я кисло качала головой и мечтала удавиться.
Филипп отступил, и я не слышала о нем со дня нашего расставания. Что до Ильи?.. Вика рассказала, что тот свалил к матери в Прагу, откуда не собирается возвращаться.
«Тратит честно заработанные деньги», — решила я и вздохнула с облегчением.
Всё переменилось ночью, когда я преспокойно пускала слюну на подушку. Один звонок перевернул размеренную жизнь с ног на голову. Телефон только-только завибрировал, а во мне что-то перекрутилось. Спазмом сдавило грудь. К легким подкрался страх. Я вскочила с кровати, во тьме нащупала на тумбочке мобильный.
— Да? — спросила, внутренне холодея.
Чутье подсказывало: жди неминуемой беды. И она случилась.
— Выкидыш, — безжизненно произнесла Вика.
— Твою мать. Где ты?..
— В больнице. Тебя всё равно не пустят сюда, — всхлипнула подруга. — Просто надо с кем-то поделиться. Решила тебе позвонить. Ничего не понимаю. Почему так произошло?.. Днем ещё всё хорошо было, а вечером живот скрутило… и всё…
Мы общались до рассвета. Вика тихонечко подвывала, а я подбадривала её, уверяла, что всё будет замечательно, просила не опускать руки. Мне легко давались успокаивающие речи, в которые я не верила сама. Потому что выкидыш — это всегда страшно и невероятно больно. Это постоянные вопросы — что я сделала не так? — и бесконечные страхи — вдруг такое повторится вновь. Бессонные ночи, горькие слезы.
Выкидыш — это никогда не «успокойся, всё наладится».
И эти секунды отчаяния я переживала наравне с подругой, потому что иначе не умела. Счастье может быть порознь, но боль — одна на двоих.
Спустя два дня я забрала её из гинекологического отделения. Бледная как холст, подруга едва держалась на ногах и молчала так безысходно, что моё сердце замедляло бег.
— Ты обязательно станешь матерью. — Я погладила Вику по спине. — Сейчас пролечишься и родишь.
— Тебе не понять. У тебя, вон, всё в порядке, — выпалила она раздраженно и тут же добавила: — Извини. Честно, я не желаю твоему малышу… такого. Но не нужно сравнивать. Ты захотела ребенка и сразу же его сделала. А я…
Я безрадостно ухмыльнулась. Подруга не знала, что послужило причиной развода с Филиппом. Я никому не рассказывала о бесконечных попытках, наших скандалах и его осуждающем взгляде. Для всех мы развелись исключительно из-за измен.
Так было проще перенести разрыв. Ненавижу, когда меня жалеют.
Смешно, если вдуматься. У Филиппа оказалось девяносто процентов неактивных сперматозоидов, а у меня вырваны из жизни несколько драгоценных лет. Мой «порядок» выстрадан долгими ночами без сна. Именно потому теперь я беспокоюсь за каждый чих и посещаю врачей так часто, как могу себе позволить.
— Что тебе сказал доктор?
— Генетическое нарушение, — отчеканила подруга и всхлипнула, упала мне на плечо, где разразилась горькими рыданиями. — Он, знаешь, как заявил?.. «Считайте это своего рода естественным отбором. Вы избавились от слабого, нежизнеспособного плода и выносите новый». Представляешь?.. Нежизнеспособного…
Если б мы могли надраться, то уже бы помчались в ближайший бар, где глушили бы алкоголь до беспамятства. Вместо этого я довезла Вику до дома и уложила спать, накачав успокоительными каплями, а сама сидела на кухне её скромной хрущевки и содрогалась, представляя, что какой-то бесчувственный гинеколог удумает назвать моего ребенка «слабым».
Женщины обязаны быть сильными. Не только ради себя, но и ради своих детей. Пусть даже ещё не рожденных.
* * *
В кабинете УЗИ всё было таким белоснежным, словно я очутилась на белом холсте бумаги. Мебель, стены, кафель, халат — ни единого темного тона. Сплошная белизна. Портил общую картинку только черный экран монитора, на котором улыбчивая женщина-врач выискивала нужный ракурс для обзора.
— Смотрите, ваша доченька приветствует мамочку. Помашите ей ручкой.
— Девочка? — глупо переспросила я, млея от счастья.
Изображение через проектор отразилось на гигантском полотне во всю стену. Я лежала и тупо смотрела вперед, не зная, что ещё сказать. На прошлом исследовании малышка повернулась не тем боком, и врач никак не могла определить её пол. Но вот, наконец, она показалась нам во всей красоте.
— Ага! — радостно согласилась женщина и покрутила датчик под разными углами. — Так, размер плода полностью соответствует срокам, видимые пороки развития отсутствуют…
