Москва. Некоторое время назад.
– И что тогда? Это – правда?
– Я ошибаюсь редко… думаю, что права. Эти картины очень похожи на то, что писала Мария Башкирцева.
Ольга стояла как громом пораженная. С некоторых пор она заинтересовалась теми картинами, которые давал ей копировать ее учитель Полянский. Он давал ей одну картину или две, иногда – несколько. Она сводила их в единое полотно, и получалось самостоятельное произведение. При этом она вспоминала Гоголя: «Если бы губы Никанора Ивановича да приставить к носу Ивана Кузьмича». Хотя картины получались красивыми – романтичные пейзажи, бытовые сценки. Пару раз она задала Арсению Николаевичу вопрос: что это за художник или художники, которых она копирует, но один раз он – промолчал, в другой – сказал, что это безвестные художники, их имена история не сохранила. Тогда Ольга поняла, что этот вопрос – лучше не задавать. Правды она все равно не узнает. По каким-то причинам Арсений Николаевич не хочет давать истинный ответ. Она решила обратиться к известному искусствоведу – Софье Константиновне Валентиновой. Та работала в одной известной галерее. И вот Ольга задала ей тот самый вопрос, на который не хотел давать ответа Полянский.
– Вы знаете… кажется, я могу вам помочь…
– Да… – встрепенулась Ольга.
– У меня есть одна давняя знакомая. Я училась у нее еще в пятидесятые годы. Сейчас она уже глубокая старушка. Может быть, память ее и подведет… она как раз занималась Марией Башкирцевой. Но ее исследования в конце концов свернули…
– Я хотела бы побеседовать с ней. Это возможно?… Но очень вас прошу…
– Попробую, но ничего твердо обещать не могу.
Софья Константиновна достала телефон и записную книжку, набрала номер…
К телефону никто не подошел.
– Вот видите, может быть, ее уже и нет в живых… Кто знает…
Ольга пробыла в галерее еще минут десять. Телефон Софьи Константиновны зазвонил.
– Да… Яна Людвиговна. Добрый день. Как вы себя чувствуете? Я как раз говорила о вас с одной девушкой… Она хотела бы с вами побеседовать… О Марии Башкирцевой… Вы сможете ее принять? Когда? Прямо сейчас? Вам удобно? – Софья Константиновна смотрела на Ольгу. – Яна Людвиговна спрашивает: вам удобно сейчас прийти к ней?
– Да. Конечно! Удобно.
– Тем более это недалеко отсюда. Яна Людвиговна живет на Арбате.
– Хорошо…
После разговора Софья Константиновна продиктовала Ольге адрес, она записала его и ушла, спрятав бумажку в сумку.
Кто опишет Арбат, не парадный, а странный… Тот, где в переулках притаились тени Михаила Булгакова, Андрея Белого и всех поэтов и писателей Серебряного века.
Ольга шла, глядя на дома…
Она позвонила в домофон. Дверь ей открыла старушка – на первых порах Ольге показалось, что ей лет сто – седая, с губами, накрашенными розовой помадой… и глазами, искусно подведенными черными стрелками… У нее были ручки, напоминающие лапки птички – древней и высохшей, но голубые глаза были удивительно яркими и живыми.
– Вы… Ольга? – Голос был шелестящий, такой звук мог издавать разворачиваемый пергаментный свиток.
– Да. Вам звонила по поводу меня Софья Константиновна.
– О да… она была моей ученицей. Проходите же.
Яна Людвиговна шла вперед. В коридоре царила полутьма. Ольге показалось, что над дверью в комнату прибиты рога какого-то животного.
Комната, куда ее привела Яна Людвиговна, была вся завалена книгами… У окна стоял небольшой изящный столик. В углу на этажерке лежала скрипка.
В глаза бросились стулья с высокими спинками – каждое как трон.
– Садитесь. Могу предложить кофе. Чая нет…
Ольга села у столика и сложила руки на коленях.
Кофе был подан в крохотных чашечках на мельхиоровом подносе.
– Есть шоколадные конфеты. Как они вам? Не пренебрегаете шоколадом? Сейчас молодежь сидит на диете. То не ест, это не ест…
Яна Людвиговна открыла коробку конфет и придвинула ее Ольге.
Сама она села в мягкое кресло, в котором почти утонула.
– Ну, рассказывайте… что вас сюда привело.
– Я хотела бы побольше узнать о Марии Башкирцевой, художнице.
– Зачем?
Вопрос застал Ольгу врасплох. И в самом деле – как все это объяснить…
