Тем не менее Жанна не сдавалась, продолжая упорно отстаивать свое право на частную жизнь. Через два месяца, рассуждала она, они с Сэнтином расстанутся и скорее всего никогда больше не встретятся. С ее стороны было просто неразумно давать ему повод считать, будто она ответит на любые, самые интимные вопросы просто для того, чтобы он мог удовлетворить свое любопытство. Может быть, она повела бы себя иначе, если бы сам Сэнтин придерживался более целомудренного образа жизни, думала Жанна в свое оправдание, однако Дайана Симмонс пока что никуда не исчезла — ни из замка, ни из жизни Сэнтина.
К присутствию Жанны — как и к интересу, который проявлял к ней Сэнтин, — Дайана относилась с равнодушным спокойствием. Сэнтин же продолжал третировать свою любовницу с прежним нетерпеливым раздражением, и это странным образом успокаивало натянутые нервы Жанны, хотя она знала, что это не мешает ему каждую ночь уединяться с Дайаной в спальне. Благодушное самодовольство последней делало ее практически неуязвимой для едких комментариев Сэнтина, а тело у нее и впрямь было роскошное, так что Жанна иногда — впрочем, не без чувства стыда — думала о том, что, пока Дайана удовлетворяет Сэнтина в сексуальном плане, сама она остается в относительной безопасности.
Впрочем, разве не этого она хотела?
К концу недели придирчивое и мрачное настроение стало посещать Сэнтина все чаще. По вечерам Жанна уже не знала, куда ей спрятаться от пронзительного взгляда его черных глаз и острого как бритва языка. В один из таких дней Сэнтин буквально превзошел самого себя. Его сарказм был таким убийственно-едким, что он дошел даже до Дайаны, и она поспешно ретировалась в свою комнату. Пэту Доусону повезло в этом смысле гораздо меньше. Ему пришлось выслушать немало язвительных и резких замечаний по поводу некоей крупной сделки, которую он, по мнению Сэнтина, сорвал еще в процессе подготовки. Пэт смиренно молчал и только изредка вытирал со лба проступившую испарину. Расправа могла продолжаться сколь угодно долго, но Сэнтина, к счастью, отвлек срочный телефонный звонок из одного европейского филиала его фирмы. Он взял трубку, а Доусон не преминул воспользоваться этой возможностью, чтобы выскочить в коридор и слегка перевести дух.
Когда он вернулся в библиотеку, его лицо не выражало ничего, кроме облегчения. Опасливо косясь на Сэнтина, который все еще сидел за рабочим столом, прижимая к уху трубку телефона, Пэт повернулся к Жанне.
— Этот звонок спас меня, честное слово! — с чувством сказал он. — Иначе шеф зажарил бы меня на медленном огне, и уже сегодня меня бы подали на ужин в качестве главного блюда. В соусе из белого вина.
— Это была серьезная ошибка? — сочувственно спросила Жанна, глядя в раскрасневшееся лицо секретаря. За прошедшую неделю они успели подружиться, а легкий, незатейливый юмор Пэта служил ей эффективным противоядием против мрачной язвительности Сэнтина.
Доусон пожал плечами.
— Я допускал и более серьезные промахи, но в прошлые разы шеф пребывал не в таком поганом настроении. В последнее время он стал раздражительным, словно пес, которого одолели блохи. — Его брови насмешливо поползли вверх. — Впрочем, кому я это рассказываю?! Ты провела с ним почти всю эту неделю, и, по моему мнению, тебе достается гораздо сильнее, чем ты заслуживаешь.
— Пожалуй, — рассеянно отозвалась Жанна, в свою очередь бросив заинтересованный взгляд на Сэнтина. Сегодня он был одет в черные брюки и спортивный пиджак, которые по контрасту с ярко-алым шерстяным джемпером смотрелись совершенно потрясающе. Волосы его были взлохмачены, а одна черная прядь падала на левый глаз словно пиратская повязка. Судя по всему, новости из Европы были не слишком приятными, так как лицо Сэнтина с каждой секундой становилось все мрачнее и мрачнее.
— В последние дни с ним бывает совсем не легко… — добавила Жанна, соглашаясь с Пэтом.
Доусон, задумчиво прищурясь, посмотрел на нее.
— Как мне кажется, значительная часть вины за это может быть возложена на вас, леди, — негромко сказал он, наклоняясь вперед, чтобы взять с журнального столика изящную кофейную чашку из китайского сервиза. — Это вы, мадам, нарушили хрупкое душевное равновесие моего патрона.
Он опустился на диван, держа чашку на весу.
— Если бы твое общество не было столь приятным, — резюмировал он с неловкой улыбкой, — то у меня были бы все основания желать, чтобы ты очутилась за сотни миль отсюда. А так я ежечасно рискую быть уволенным без выходного пособия.
Жанна удивленно посмотрела на него. Должно быть, Пэту действительно крепко доставалось, если он отважился на подобное замечание.
— Мне очень жаль, что у тебя с Сэнтином возникли проблемы, — сказала она, тепло улыбнувшись Доусону. — Потерпи. Я не сомневаюсь, что меня скоро здесь не будет. Как ты правильно заметил, я раздражаю Рафа все больше и больше.
— Я бы на твоем месте вовсе не был так уверен. — Доусон покачал головой и сделал глоток из своей чашки. — Я еще никогда не видел, чтобы босс так переживал из-за женщины. Лично я просто боюсь с тобой разговаривать.
Жанна поспешно опустила ресницы, чтобы скрыть свое замешательство.
— По-моему, — медленно сказала она, — дело не может быть только во мне. Когда я увидела Сэнтина впервые, он вовсе не показался мне похожим на ангела во плоти.
— Это верно, — со вздохом согласился Доусон. — Из-за болезни шеф вынужден отсиживаться здесь, а это чертовски сильно действует ему на нервы. Но, с другой стороны, он никогда не видел во мне соперника в любовных делах. Кое-кому здесь может показаться, что подобная оценка моей скромной персоны должна мне льстить, однако лично меня это почему-то не радует. Дело в том, что у моего босса есть одна неприятная привычка: все, что угрожает ему или мешает, он устраняет недрогнувшей рукой.
Жанна подняла голову и смерила его серьезным взглядом.
— И все же ты остаешься с ним уже довольно долгое время.
— Я восхищаюсь им, — коротко ответил Доусон. — Такие, как Сэнтин, редко встречаются в деловом мире. Он рожден для того, чтобы побеждать. К тому же он никогда не скупится, и, если его служащие проявляют инициативу и изобретательность, они всегда могут рассчитывать на свой кусок пирога. — Он ухмыльнулся. — Кроме того, когда Сэнтин на полной скорости несется к цели, наблюдать за ним интересно и поучительно. За те два года, что я у него работаю, я научился большему, чем я узнал бы, проработай я пятьдесят лет у любого другого бизнесмена. Но все это не мешает мне его бояться.
— Восхищение, уважение, страх, — пробормотала Жанна, и ее глаза стали печальными. — Да, Сэнтин умеет вызывать в окружающих сильные эмоции. Сильные и… холодные.
Доусон цинично улыбнулся.
— Не трать на меня свое сочувствие, Жанна. Именно эти чувства Сэнтин и хочет вызывать в людях. Все остальное ему ни к чему. Он просто не знает, как распорядиться лояльностью, преданностью, любовью наконец. — Доусон лениво вытянул перед собой скрещенные ноги и принялся разглядывать мыски своих до блеска начищенных черных туфель.
