Глава 5. Исчезновение Рики
1
С Аннабеллой Уэллс Аллейн познакомился несколько лет назад на трансатлантическом лайнере. На корабле только о ней и говорили, но кинозвезде, похоже, было в высшей степени наплевать на людскую молву. В течение четырех часов она с нескрываемым интересом, чуть ли не в упор, разглядывала Аллейна, а затем прислала к нему секретаря с приглашением выпить. Сама она то и дело прикладывалась к рюмке и, возможно, как показалось Аллейну, не чуждалась наркотиков. В ее обществе Аллейн чувствовал себя не в своей тарелке и был рад, когда она вдруг перестала обращать на него внимание. С тех пор он изредка встречал ее на судебных процессах, сидящей в зале суда, словно в театре. Актриса, по-видимому, любила побыть в роли зрителя и говорила Аллейну, что страстно интересуется криминалистикой.
На английских подмостках впечатление от блестящей игры Аннабеллы Уэллс несколько подпортили слухи о ее буйных эксцентричных выходках, но в Париже, особенно на площадках киностудий, она по-прежнему считалась одной из самых великих. Она сохранила красоту, хотя и в несколько помятом виде, а также индивидуальность, которую нельзя было сбросить со счетов, даже если бы все ее прелести окончательно увяли. Перед Аллейном предстала яркая и все еще обворожительная женщина.
Аннабелла протянула ему руку и одарила фирменной «улыбкой мятущейся души».
— Мне сказали, что вы — охотник за крупной дичью, — произнесла она, — и тем разожгли мое любопытство.
— Рад, что они пришли к такому выводу.
— Вывод по-своему правильный, не так ли? Вы и сейчас идете по следу какого-нибудь мастодонта преступного мира?
— Я здесь в отпуске с женой и ребенком.
— Ах да! Красавица, рисующая знаменитые картины. Баради с Глендом сказали мне, что она красива. А почему вы сердитесь?
— Разве?
— У вас такой вид, словно разговоры о жене вас раздражают, но вы не хотите этого показать.
— Странно…
— Баради действительно немного несдержан… Что есть, то есть. Вы видели Оберона?
— Мельком.
— Что вы думаете о нем?
— Разве вы не у него гостите?
— Нет, вы просто невероятны! — воскликнула Аннабелла. — Гораздо более непостижимы, чем Оберон.
— Меня заинтересовала его философия.
— Мне так и сказали. И какого рода ваш интерес?
— Личный и научный.
— А мой интерес личный и ненаучный.
Аннабелла открыла пачку сигарет.
— Похоже, бесполезно предлагать вам «Кэпстен», — усмехнулся Аллейн.
— Попробуете одну? — предложила Аннабелла. — Египетские. Замертво не рухнете.
— Спасибо. Не стоит на меня добро переводить. — Аллейн поднес ей зажигалку. — Интересно, удастся ли мне уговорить вас не упоминать о моей работе.
— Милый, — подхватила Аннабелла, которая так обращалась ко всем, — в свое время вы могли уговорить меня на что угодно. Беда в том, что вы даже не пытались. Может, на сей раз попробуете… Почему вы так на меня смотрите?
— Размышляю, можно ли полагаться на любителя героина. Вы ведь предпочитаете героин?
— Да, — ответила Аннабелла. — Я получаю его из Америки.
— Как печально.
— Печально?
— Вы не употребляли героин, когда играли Гедду Габлер в «Юникорнс» в сорок втором году. Смогли бы вы сейчас повторить тот успех?
— Да! — резко ответила Аннабелла.
— Какая жалость, что вы этого не делаете!
— В моем последнем фильме я играла, как никогда в жизни. Это признают все! — Она смотрела на Аллейна с ненавистью. — Я по-прежнему многое могу.
— Наверное, раз на раз не приходится. Кино не столь требовательно, как театр. Камеры подождут, а вот галерка ждать не будет. Или я ошибаюсь?
Аннабелла подошла к нему и ударила тыльной стороной ладони по лицу.
— Вы сильно сдали, — произнес Аллейн.
— Вы с ума сошли? Что вы задумали? Зачем вы здесь?
— Я привез доктору Баради одну пациентку. Все, что я хочу, это уйти отсюда так же, как пришел — в полной безвестности.
— И вы полагаете, что, оскорбляя, вы уговорите меня помочь вам.
— Я полагаю, что вы уже побеседовали обо мне со своими друзьями и они послали вас проверить, не ошиблись ли вы.
— У вас огромное самомнение. Зачем мне было беседовать с ними о вас?
— Затем, — сказал Аллейн, — что вы боитесь.
— Вас?
— Совершенно верно. Меня.
— Идиот! — вспыхнула Аннабелла. — Явиться сюда с умирающей старой девой, фифой-женой и несносным ребенком! Ради бога, идите к черту и отдыхайте себе на здоровье.
— О большем я и не мечтаю.
— Почему вы не хотите, чтобы они знали, кто вы такой?
— Это может испортить мой отпуск.
— Вас можно понять по-разному.
— Вы правы.
— Почему вы сказали, что я боюсь?
— Вы дрожите. Возможно, конечно, вас трясет с похмелья или у вас ломка, но, думаю, дело в другом. Вы ведете себя как испуганная женщина. И ударили меня тоже с перепугу.
— Вы говорите отвратительные, непростительные вещи.
— Разве здесь прозвучало хоть слово неправды?
— Моя жизнь принадлежит мне, и я имею право делать с ней все, что мне заблагорассудится.
— Что случилось с вашими мозгами? Вы должны отлично понимать, что такого рода образ жизни не замыкается исключительно на вас одной. А как насчет тех двух молодых людей? Девушки?
— Я их сюда на аркане не тащила.
— Ну ладно, — бросил Аллейн, направляясь к двери, — мне надоело выслушивать этот вздор. Пойду спущусь вниз и посмотрю, не пришла ли моя машина. До свидания.
Аннабелла остановила его, взяв за локоть.
— Постойте! — сказала она. — Посмотрите на меня. Выгляжу жутко, да? Развалина? Но я все еще многих заткну за пояс, потому что во мне есть то, чего нет в других. Разве не так?
— Этот озабоченный Баради и его дружки от вас, несомненно, млеют.
— Баради! — презрительно бросила Аннабелла.
— Я не решился оскорбить вас, упомянув еще и Оберона.
— Что вы знаете об Обероне?
— Я видел его.
Аннабелла по-прежнему держала Аллейна за руку. Взгляд ее смягчился. Аллейн физически ощущал мелкую дрожь, сотрясавшую ее.
— Вы не знаете, — сказала она, — вы его совсем не знаете. Его нельзя судить по обычным меркам. Роковыми бывают не только женщины, но и мужчины. Он ужасен, но и великолепен. Вам этого не понять…
