— Спасибо. — Кэтрин с благодарностью приняла измятый талон. — Я и сама боюсь за Джоново здоровье — холода придут, а денег как не было, так и нет. Правда твоя, рубаха нам пригодится. — Она сунула талон в один из карманов, к тому самому мятому письму, что она купила у Энни Чапмен, бедолаги; письму, которого она слишком боялась, чтобы дать перевести, после того, что случилось с бедной Энни. И ведь Смуглая Энни призналась, что купила эти письма у Полли Николз, а та тоже погибла жуткой смертью.
Может, умнее всего было бы вовсе избавиться от этого письма? Просто выбросить его или сжечь, даже не пытаясь перевести?
Они простились с друзьями и побрели дальше по дороге, ведущей от развилки в Лондон. Кэтрин то и дело с опаской поглядывала на Джона. Цвет лица у него сделался еще хуже, и дышал он с трудом. Да и печень разболелась, судя по тому, что ему несколько раз пришлось остановиться на обочине передохнуть, и по тому, как он потирал бок и спину, когда думал, что она этого не видит. Им нужны были деньги на доктора и лекарства, как нужны они были бедняге Энни, а у них так мало осталось вещей на продажу. Они так рассчитывали на деньги за уборку урожая, чтобы перезимовать на них, а теперь у них никаких сбережений не осталось, а ведь холода еще даже не настали…
Придется мне узнать, что в нем, в письме этом, вдруг догадалась Кэт, и ее пробрала дрожь. Придется узнать, что в нем такого, и кто его написал, коли хочу, чтоб Джон дожил до весны. Эх, жаль, не назначили копы награды за того, что этот убийца Уайтчеплский сделал с Полли да с Энни. Ей не хотелось шантажировать того, кто написал письмо, тем более после того, что случилось с его предыдущими обладательницами, но и другого выхода она не видела.
Ну, сказала она себе, в Ист-Энде довольно найдется валлийцев, и то сказать, их там как собак нерезаных; так уж один-то найдется, чтоб сказать мне, что там, в этом драгоценном письме Эннином, вот и узнаю. Вот жаль, что Джон по-валлийски не талдычит, а так мне еще и делиться деньгами за перевод не пришлось бы. Может, загнать эту рубаху фланелевую кому, а деньги заплатить тому, кто прочтет мне письмо по-английски?
В животе ее было пусто, как и в кармане, в котором она хранила деньги — когда те бывали. Джон Келли, упорно ковылявший по дороге, несмотря на одышку, оглянулся через плечо и улыбнулся ей.
— Слышь, дорогая, — окликнул он ее. — Небось проголодалась?
— Ну, перекусить не отказалась бы, — призналась она. Ее тревожило, что он, должно быть, так же голоден, как она, а еда ему нужнее — при его-то кашле да почках. — Не переживай, Джон Келли: глядишь, скоро доберемся, пусть и изголодавши маленько, а там уж ты хоть пару пенсов да заработаешь, вот и поедим чего горячего.
Она и сама всегда заработает несколько пенсов, если понадобится. До сих пор она торговала собой, только когда обстоятельства становились действительно отчаянными. Но когда ее друг болел, а денег не оставалось ни гроша, Кэт Эддоуз не гнушалась возможностью заработать четыре пенса любым доступным ей способом. И уж раз дочка и ее новый муж, чтоб ему пусто было, взяли в привычку то и дело менять жилье по всей южной окраине Лондона, рассчитывать найти ее, чтобы выклянчить пару пенсов, не приходилось.
Ну, она все одно попробует найти дочь, как только снимет койку в своем прежнем ночлежном доме за номером 55 по Флауэр-энд-Дин-стрит. Придется, конечно, загнать что из шмоток на жратву да ночлег, а там она отыщет свою девочку да попытается раздобыть еще деньжат, а ежели не получится — ну, тогда придется найти какого забулдыгу-валлийца, которому невтерпеж перепихнуться за четыре пенса, вот он пусть и переведет письмо Энни Чапмен заместо платы. А там уж у нее будет полно денег на лекарства для Джона, себе на джин да на теплый ночлег до конца дней своих. А тот, кто зарезал Полли Николз да Энни Чапмен, пущай теперь на виселице попляшет. Было время, Кэт Эддоуз зарабатывала на жизнь продажей дешевых книжонок на публичных повешениях. Она едва не улыбнулась. Разве не справедливо, ежели она разбогатеет на истории, как повесят Уайтчеплского убийцу?
* * *
Раскаленный небосклон сиял как перевернутая чаша из позеленевшей бронзы. Горячая, едкая пыль лезла Скитеру в горло, несмотря на прикрывавшую нижнюю часть лица бандану. Скитер снова поерзал в седле, морщась от головной боли и от свербившего под грязной одеждой пота. Боль в стертых бедрах напомнила Скитеру, как давно он не садился в седло. Вообще-то он неплохо ездил верхом. В свое время, в другой жизни он легко мог совладать с любой оседланной тварью. Однако за годы легкой жизни на станции Шангри-Ла просто-напросто отвык — увы! А благодаря постоянному, назойливому присутствию Сида Кедермена — тот ухитрялся непрерывно путаться под ногами, не переходя при этом грани приличия, — Скитер и трех минут не успевал пробыть наедине с Китом, чтобы поделиться с тем своими подозрениями насчет Ноа Армстро.
Ну почему бы этому Армстро не удрать куда-нибудь в январь, а не в этот чертов июль? Жар как вода струился по узкому ущелью, на дне которого цокал подковами по отдаленному подобию тропы их небольшой караван. И почему эти чертовы любители пострелять дымным порохом не выбрали для своих дурацких игрищ местечка поближе к цивилизации? По их с Китом предположениям, Армстро при первой возможности должен был сбежать из группы, направившись в какое-нибудь людное место. Сан-Франциско, например. Или Чикаго, или Нью-Йорк, если он действительно хотел затеряться. Поиски Ноа Армстро и его заложников по всему континенту мало соответствовали представлениям Скитера о приятном времяпрепровождении, но он с радостью сделал бы и это, только бы отыскать Йаниру и ее семью.
Однако Армстро не сбежал. Скрываясь под маской пьяного фанфарона Джо Тайролина, Армстро даже не откололся от группы стрелков-любителей. Вместо этого главарь террористов выехал в горы вместе с остальными энтузиастами исторической стрельбы — возможно, вместе со своими заложниками, продолжая угрожать им. Почему Армстро продолжал держаться остальной группы, не смог понять даже Кит. А Сид Кедермен, так похвалявшийся своим умением понимать террористов, вообще не предложил никакого объяснения, просто пожав плечами.
Вот так Киту, Скитеру и агенту «Уордменна — Вульфа» пришлось плестись по их следу, а это означало переезд поездом из Денвера в Колорадо и нелегкий верховой переход на запад, в направлении Пайкс-Пик, в заброшенный шахтерский лагерь, где проводились состязания. Курт Майн-рад, гид во времени, которого направил им в помощь Грен-вилл Бакстер, нанял для перевозки припасов небольшой караван вьючных мулов. Уже через час после того, как они выступили в путь, Сид Кедермен начал беспокойно ерзать в седле, явно страдая от непривычного рода занятий. В конце концов, он послал своего коня вперед и пристроился к проводникам.
— Почему эти кретины поперлись для своих дурацких состязаний именно сюда? Они что, в Денвере заниматься этим не могли? Никаких ограничений в ношении оружия в конце девятнадцатого века еще не принимали, так кой черт понес их в эту Богом проклятую глушь?
Майнрад легко повернулся в седле к нему; лицо его за годы поездок с туристами по этим горам приобрело оттенок старой, хорошо выделанной кожи.
