Над нами нависло серое небо. Холодало.
А затем пошли дорожные приметы.
Место, где я попал в аварию.
Протестантские граффити в честь Ольстерских добровольцев. Католические граффити в память о жертвах голодовки.
Миллтаунское кладбище, где осатаневший психопат забросал гранатами похороны, устроенные Ирландской республиканской армией. Здание городской больницы — настолько уродливое, что вызвало возмущение самого принца Чарльза.
Мы свернули в сторону центра. Уже близко.
— Можешь остановить машину, тут я сам доберусь.
Машина ткнулась в бордюр тротуара. Девушка запаниковала, дыхание участилось, видно, уверена, что уж теперь-то я ее точно убью.
Она судорожно оглядывалась в поисках путей отступления или хотя бы свидетелей. Но машины проезжали мимо, не снижая скорости, а тротуар был безлюден.
Я попытался ее успокоить:
— Расслабься. Дальше пути наши расходятся. Я не причиню тебе вреда, даже пальцем до тебя не дотронусь.
Она судорожно кивнула.
— Ты действительно беременна или соврала, чтобы спасти свою жизнь? — задал я вопрос.
— Беременна. Уже три месяца, — покраснела она.
— А парень твой знает?
— Знает, но ему по ноге.
— Родители?
— Разумеется, нет.
— Скрываешь от них?
— Можно и так сказать.
— Значит, деньги тебе пригодятся. Вот, держи. — Я протянул ей почти все, что у меня было в бумажнике. Тысяч десять-одиннадцать.
— Что за шутки?! — с ужасом воскликнула она.
— Я серьезно. Бери-бери, бабки некраденые, ничего такого. Только никому не говори.
— Неужели ты так вот просто отдаешь мне все эти деньги?!
— Вот именно. Я миллионер со странностями. Для меня такие штучки — в порядке вещей.
Девушка колебалась, но мне удалось ее убедить. Мой взгляд недвусмысленно уверил ее, насколько невежливо отказываться от денег. Без лишних слов она их взяла.
— Видишь вон тот разворот впереди?
Она кивнула.
— Точно видишь?
— Да.
— Отлично. Теперь делаем так. Ты там разворачиваешься и едешь обратно в Дублин, нигде не останавливаясь. Оставишь машину на стоянке и продолжишь жить, как будто с тобой ничего не произошло. И никому не говори о случившемся.
— Понимаю.
— Хорошая девочка! Возвращайся к своей личной жизни. Удачи тебе с ребенком. Если твои родители будут недовольны — пошли их к черту, поезжай в Лондон и обратись в службу соцзащиты. Получишь квартиру, и тогда тебе пригодятся эти деньги.
Она задумчиво кивнула, собралась было что-то сказать, осеклась, но потом спросила меня сдавленным шепотом:
— Как тебя зовут?
— Майкл.
— Не знаешь, в Библии упоминается женщина по имени Мишель?
— Не знаю…
— Это было бы хорошее имя для девочки.
— Обалденное! — Я вышел из машины и пошел прочь.
Она сидела не шелохнувшись.
— Езжай! — бросил я.
Девушка кивнула, завела машину, машина заглохла, она еще раз завела двигатель и, когда двигатель заработал как надо, вырулила к перекрестку. Завернув, влилась в движение на другой полосе двухрядной дороги. А я стоял на тротуаре и почти с тоской смотрел, как она уезжает обратно — туда, где живут цивилизованные люди.
В Дублине солнечно, в Белфасте идет дождь. Это непреложный закон. Все в городе принадлежит мокрой и грязной империи белфастского дождя: деревья, камни, шеи, воротники, непокрытые руки и головы. Меня встретил убийственно унылый дождь Восточного Ольстера, еще в туче перемешанный с парами масла и чадом дизелей и приправленный солью и сажей. Этот льющийся почти горизонтальными плотными потоками дождь — такая же часть окружающего мира, как городская ратуша, озеро или судостроительные верфи «Харленд энд Вулф».
Я глубоко вдохнул здешний воздух, насквозь пропитанный насилием и кровью. Повсюду, куда ни глянь, видны приметы шести лет религиозной холодной войны, тридцати лет жестокой и беспощадной гражданской войны, восьмисот лет неразрешимых, бурных противоречий, проблем и вражды.
Говорят, воздух Иерусалима звенит от молитв, Дублин может похвастаться своими писателями, но именно тут, в Белфасте, живут настоящие подонки и сволочи. Воздух, которым дышит город, насквозь пропитан ложью и обманом. Когда приняли Соглашение о прекращении огня, на воле оказались тысячи заключенных, по этим улицам и сейчас бродит множество людей, знающих, с какой стороны нужно держать оружие, но прикрывающихся лживыми россказнями о спокойствии и мире.
Вплоть до семнадцатого века этого города даже не было на картах. Он возник как скопление землянок и получил ирландское имя в честь реки Фарсет, которая давно уже упрятана в подземные трубы и теперь — всего лишь часть канализации.
О, Белфаст…
Вам придется полюбить это место.
Я пошел по Грейт-Виктория-стрит по направлению к отелю «Европа». В тот день, когда я был тут в последний раз, стекла всех домов в радиусе полумили были выбиты взрывом тысячефунтовой бомбы. Бар «Корона» просто перестал существовать, а бар «У Робинсона» выгорел дотла, на месте штаб-квартиры партии юнионистов в мостовой зияла воронка.
С тех пор в Белфаст трижды приезжал Билл Клинтон. Джордж Буш-младший был здесь во время зачисток в Ираке. Опираясь на американскую помощь, Тони Блэр и премьер-министр Ирландии Берти Ахерн в 1998 году добились перемирия между католиками и протестантами. Хрупкое подобие мира знавало свои взлеты и падения, но все-таки это был хоть какой-то мир. Объявили о прекращении огня и освобождении всех заключенных — бойцов военизированных формирований. Несмотря на то что между католиками и протестантами пока что не было установлено окончательного соглашения, обе стороны все же вели переговоры. И с той и с другой стороны имелись свои диссиденты, однако вот уже шесть лет, как в Белфасте не было серьезных терактов. Для того чтобы «Макдоналдс» и «Бургер кинг» подмяли под себя и уничтожили местные сети фастфуда, времени оказалось вполне достаточно, а перед застройщиками еще маячил непочатый край работы.
В новом сияющем и пышном здании отеля «Европа» хорошо позаботились о безопасности. Посты охраны стояли повсюду — начиная с въезда на автостоянку, и повсюду были понатыканы металлодетекторы, замаскированные в проемах двойных дверей.
Металлодетекторы.
Я прикинул свои возможности.
С оружием расставаться не хотелось. Без оружия в Белфасте чувствуешь себя еще даже похуже, чем без штанов.
Рядом с отелем была аптека «Бутс». Я зашел туда, долго разглядывал полки, неясно представляя, что же мне все-таки нужно. Наконец купил коробку герметично закрывающихся пакетов «зиплок» и отправился в восстановленную «Корону». Подавив желание попить пивка, я зашел в туалет и заперся в кабинке. Достал револьвер и положил в пакет. Выпустив из пакета воздух, запечатал его. Этот сверток я положил во второй «зиплок», а затем и в третий. Мешочек с патронами упаковал точно так же. Сняв крышку туалетного бачка, вложил сверток с револьвером внутрь. На секунду задержавшись у поверхности, пакет погрузился на дно. Думаю, теперь все будет в порядке. Я читал, что во Вьетнаме солдаты использовали презервативы, чтобы защитить свои винтовки М-16 от сырости. «Зиплок», мне кажется, надежнее. Таким же манером на дно отправился сверток с патронами.