Книга Стеклянный отель - Эмили Сент-Джон Мандел

Ни одна звезда не горит вечно. Эта надпись была нацарапана на стене у койки Алкайтиса, притом такими тонкими и причудливыми линиями, что на расстоянии напоминала пятно или трещину на краске, но когда он поворачивался лицом к стене, то ясно различал слова. Он никогда особенно не интересовался естественными науками, но, разумеется, знал, что Солнце – это звезда. Значит, суть в том, что однажды наступит конец света, а раз так, почему бы не написать об этом? Алкайтису не хватало терпения расшифровывать чужие поэтические послания.

– А, это Робертс, – поведал ему сокамерник. – Парень, который здесь был до тебя.

Хэзелтону дали срок от десяти до пятнадцати лет за хищение в особо крупных размерах. Он слишком много говорит. Он нервный и дерганый, но, кажется, не желает ему ничего дурного. Он ровно вдвое моложе Алкайтиса и любит рассуждать о том, что, когда выйдет на свободу, у него будет целая жизнь впереди, все изменится и так далее. Имя Робертса уже всплывало в разговорах.

– Его перевели в госпиталь, – сказал Хэзелтон. – У него было что-то с сердцем.

– Каким он был?

– Робертс? Он был уже старый, может, лет шестидесяти. Извини. Не в обиду.

– Все в порядке.

В тюрьме время течет по-другому, не так, как на Манхэттене или в пригороде Коннектикута. Человек шестидесяти лет в тюрьме – уже старик.

– Толковый был мужик, со всеми ладил. Мы его называли «профессор». Он очки носил. Книги читал постоянно.

– Что за книги?

– Такие, на обложке всякие марсианки и планеты взрываются.

– Понятно.

Алкайтис попытался представить, как протекала жизнь в этой камере до его появления. Робертс в очках с серьезным видом читает научную фантастику и погружается в истории об инопланетных мирах, а Хэзелтон все не умолкает, хрустит костяшками пальцев и расхаживает взад-вперед.

– За что его посадили?

– Он не хотел об этом говорить. Он вообще почти не разговаривал. Очень тихий был, просто сидел на месте и смотрел в одну точку.

Именно такой осталась в его воспоминаниях мать. Три года после смерти Лукаса, возвращаясь домой после школы, Алкайтис видел одну и ту же картину: мать неподвижно сидела в гостиной, уставившись куда-то невидящим взглядом, будто смотрела несуществующий фильм.

– У него была депрессия? – спросил Алкайтис.

– Дружище, это же тюрьма. Тут все в депрессии.

А он, Алкайтис, тоже в депрессии? В некотором смысле, конечно, да, но после первоначального шока он обнаружил, что жизнь здесь не так ужасна. Его арестовали в декабре 2008 года, и спустя полгода он прибыл в свое новое место обитания – федеральную тюрьму общего режима рядом с городом Флоренс, штат Южная Каролина, с официальным названием «Федеральное исправительное учреждение Флоренс Медиум 1» (не путать с «Федеральным исправительным учреждением Флоренс Медиум 2» – хотя номинально это тоже тюрьма общего режима, условия в ней были гораздо жестче). «Медиум 1» предназначалась для застенчивых фиалок, как образно выразился Тейт. Тейт отбывает пятьдесят лет за детскую порнографию, и в другой тюрьме его могли бы в первую же неделю убить сокамерники. В «Медиум 1» сидят осужденные, которые считаются особо уязвимыми на фоне остальных: педофилы, продажные копы, люди с проблемами со здоровьем, знаменитости, тщедушные хакеры в очках и шпионы. В том же здании расположена тюрьма строгого режима и госпиталь. Госпиталь наводит страх на Алкайтиса, потому что пожилые люди оттуда не возвращаются.

Иногда он думает о Робертсе, когда выходит во двор. Тюремный двор выглядит поразительно скучным. Посреди травы пересекаются бетонные дорожки, спроектированные так, чтобы заключенные совершали максимально эффективные прогулки между зданиями. Есть отдельный двор для занятий спортом и бега, не менее унылый с точки зрения дизайна. На всех одежда серого цвета и цвета хаки, за исключением охранников, одетых в темно-синий и черный. Здания выкрашены в бежевый с вкраплениями синего. За забором виднеются высаженные рядами деревья, и все они в точности такого же оттенка, как и трава. Красок здесь явно маловато. Уму непостижимо, как это место может существовать в том же мире, что и, скажем, Манхэттен, поэтому, выходя во двор, он порой воображает себя на другой планете.

Иногда ему пишут журналисты: спрашивают, каково это – быть приговоренным к 170 годам тюрьмы?

На этот вопрос он не отвечает, зная, что ответ покажется им безумным: он чувствует себя как в лихорадочном бреду. Однажды, когда Алкайтису было двадцать пять, он проснулся с высокой температурой. Тогда он жил один на 70-й улице, в квартире у него не оказалось никаких лекарств, поэтому пришлось, шатаясь, брести до ближайшей аптеки. Кое-как он сумел купить аспирин, жар был невыносимым, тротуар уплывал из-под ног; он едва доплелся до своего дома, поднялся по лестнице и долго не мог сообразить, как открыть дверь квартиры. В руке у него был ключ, в двери был замок, и он смутно понимал, что эти две вещи как-то связаны, но как именно, не мог взять в толк – и тогда понял, что у него начался бред. Долго ли он простоял у двери? Пять минут, может, десять, а может, полчаса. Кто знает. В конце концов ему удалось войти.