— Повезло вашей экономке, — усмехнулась она. — А за что её хотели наказать?
— Не знаю. Только хозяин отправил за ней погоню. Лучше бы она не сбегала, — мелко и быстро крестилась Кэйти. — Догонят — ей не жить.
— Убьют?
— Думаю, да. Был такой случай несколько лет назад, когда сбежал управляющий с рудника. Так его, где догнали, там и снесли голову, — она, увидев, как госпожа побледнела и села на стул, закивала: — Правду вам говорю. Если не верите, спросите кого хотите. Он украл много золота у хозяина. Господину привезли его голову для подтверждения.
Наташа почувствовала накатывающую тошноту. Она вздрогнула, отгоняя навязчивое видение, как Бруно срубает беглецу голову и, схватив за волосы, вручает графу. Господи, дикари… Да, это средневековье и Бригахбург решает, кого казнить, а кого миловать. Вон, как его люди убивали бандитов в лесу. И у Бруно одежда была в крови. А она? Тоже убила человека и вся была в крови.
Кэйти продолжала возбуждённо говорить, не обращая внимания, что госпожа её не слушает:
— Недаром к ней неупокоенный дух госпожи Леовы приходил и секирой махал. Все сказали, что фрейлейн Кларе не жить. Она и плакала целый день, сама не своя ходила.
— Как ты говоришь? — очнулась Наташа от невесёлых мыслей. — С секирой?
— Ну да. Большая такая, острая, — Кэйти развела руки. — Да как махнула! Ну, фрейлейн Клара и упала без чувств. Я бы вообще от страха на месте умерла!
Наташа поёжилась. Вот, значит, как получилось. Бедная экономка луч фонарика приняла за секиру, а её за призрак матери Бригахбурга. И всё так совпало по времени. За что же Клару хотели наказать? Девушка никому не говорила, что та надерзила ей. Теперь и говорить не нужно. Она вздохнула. Знобило. Не хотелось идти на завтрак. Не хотелось видеть Юфрозину. А вот с Бруно она побыла бы хоть немного. Она не видела его со вчерашнего полудня.
Дождавшись, когда служанка пойдёт в умывальню, достала из-за зеркала узелок с «сокровищами», выбрала яркий магнитик с гербом Нюрнберга на флаге Германии и отправилась на поиски Франца.
Долго его искать не пришлось. По счастливой случайности, пацан оказался совсем близко. Подперев спиной стену, он сидел на лестничной площадке и чистил ножом крупную речную раковину.
— Франц, — улыбнулась ему Наташа, — посмотри, что у меня есть. Это тебе.
— А что с этим делать? — мальчишка, приоткрыв рот и высунув кончик языка, рассматривал диковинку на ладони иноземки.
— Ничего. Просто смотреть и вспоминать того, кто дал.
Она поднесла сувенир к лезвию ножа, и он с лёгким щелчком прилепился к нему. Озорник ахнул, расширяя глаза. В них плясали чертики.
— Ну, как, нравится? — можно было не спрашивать. Франц улыбнулся, обнажив косой передний зубик, придающий его улыбке очаровательную изюминку.
В ответ он только кивнул, быстро хватая безделицу, собираясь убежать. Вдруг госпожа передумает и заберёт сокровище?
— Стой, — поймала Наташа его за руку. — Ты знаешь, где Бруно?
— Господин командующий с отрядом ускакал в погоню за фрейлейн Кларой.
Потрепав мальчика по голове, девушка отпустила его, очень надеясь, что рыцарь не обагрит свои руки кровью женщины.
* * *
За завтраком стояла гнетущая тишина. Герард совсем не ел, исподлобья всматриваясь в бледное, с тёмными кругами под глазами, лицо иноземки, мучаясь от осознания, что больше никогда не коснётся его.
Она не поднимала глаз, не реагируя на резкие звуки рога за окном, казалась отстранённой и безучастной. Воспоминания минувшей ночи вызывали дрожь. Прикосновения губ Бригахбурга до сих пор жгли кожу, а стыд выедал изнутри — она, имея жениха, позволила целовать себя другому.
Фрося, как всегда, держа осанку, с аппетитом поедала омлет, так похожий на тот, что делала Наташа для вице-графа.
— В полдень едем в деревню, — голос графа прозвучал неожиданно громко.
Наташа вздрогнула. Посещать позорное зрелище она не собиралась. Подняв лицо и встретившись с мрачным взглядом Бригахбурга, обмерла.
— Я не поеду, — откинулась она на спинку стула, чувствуя, как боль сдавливает виски, а перед глазами мельтешат чёрные точки.
— Едут все и это не обсуждается, — встал его сиятельство, пресекая дальнейшие разговоры, не оставляя русинке пути к отступлению.
Когда за ним закрылась дверь, монашка, подавшись к компаньонке, с интересом спросила:
— Ты знаешь, что там будет?
— Там будут наказывать женщину. Кажется, сечь.
Ничуть не смутившись, Юфрозина понимающе кивнула. Для неё видеть подобное было привычным делом.
* * *
Наташа сидела у купальни и показывала Грете незатейливый узор вязания спицами. Короткие, они постоянно выпадали из рук девочки, и она злилась, то и дело опускаясь на корточки и выискивая их под скамьёй.
Юфрозина со скучающим видом расположилась напротив, вздыхая:
— Вообще-то ты моя компаньонка, а не няня детей барона.
Девушка подняла на неё глаза:
— Пока для детей подберут новую няню, Грета будет проводить время с нами. К тому же это твои будущие родственники. Могла бы быть с ними приветливее.
— Граф платит тебе за время, которое ты должна проводить со мной, а не с… — запнулась она, глядя на маленькую баронессу. Та, не понимая языка, на котором разговаривали женщины, сосредоточенно считала петли на спице.
— Юфрозина, если честно, я не понимаю, зачем тебе компаньонка? Говорить нам с тобой не о чем. Ты никуда не ходишь. Пожалуй, я откажусь от этой работы. Мне интереснее проводить время с детьми, чем с тобой, — она посмотрела на Грету, которая ответила ей улыбкой. — Я научу её вязать, шить, ещё чему-нибудь.
— Ты не можешь уйти. Я пожалуюсь графу.
Наташа вздохнула:
— Ни с тобой, ни с Бригахбургом я трудовой договор не подписывала и никакими обязательствами не связана. Так что в любой момент могу взять расчёт.
Графиня поджала губы, а девушка подумала, что получилось не так уж и плохо, когда она не стала настаивать на заключении договора.
На лестнице показался Дитрих. Осунувшийся, без привычной улыбки, он выглядел постаревшим. Обменявшись с женщинами приветствием, ссадив дочь со скамьи, сел возле иноземки:
— Грета, сядь на другую скамью, мне нужно поговорить с госпожой Натальей, — он замолчал, всматриваясь в её лицо.
Чтобы заполнить затянувшуюся паузу, Наташа спросила:
— Как себя чувствует Лиутберт?
— Значительно лучше, — развернувшись, Дитрих заслонил девушку от графини и вполголоса заговорил: — Не знаю, что ты сделала с моими детьми, но они только и говорят о тебе. Лиутберт не выпускает из рук сделанную тобой игрушку. У меня к тебе предложение: пока мы дождёмся приезда новой няни, не могла бы ты присматривать за Гретой и Лиутбертом?
