Его охватило чувство вины и потери. Да, он потерял нечто такое, чего никогда не имел – ведь он так и не овладел Порцией. Женщиной, которую безжалостно преследовал только потому, что захотел ее. А когда все обычные способы обольщения не подействовали, он прибегнул к другим, самым презренным.
Губы Диего скривила усмешка. Порция решила, что он родился в богатстве, что принадлежит к тем, кого Диего так презирал, – к людям, которые заставляют других работать до изнеможения и могут, не моргнув глазом, переехать на своей дорогой машине через человека, точно это собака.
Я тоже думал, что она испорченная и развращенная, что беспокоится только о своих деньгах и имуществе.
Но ведь Порция продала себя только для того, чтобы защитить своего брата, а потом еще и заплатила миллион...
Нет, не стоит думать об этом!..
Диего снова взглянул на себя в зеркало и горько усмехнулся. Теперь он потерял ее навсегда, и его жизнь утратила всякий смысл.
– С возвращением, блудный сын.
Приветствие отца Томазо было произнесено довольно сухим тоном. Диего улыбнулся пожилому священнику. Тот постарел, но не изменился.
– Что ж, тогда позвольте мне самому заплатить за жирного тельца, – ответил Диего так же сухо.
– Не сомневаюсь, что за это тебе вернут часть налогов, – произнес старик.
Когда Диего вышел из машины и отослал откровенно обрадовавшегося шофера, целая буря переживаний охватила его. Прошлое и настоящее, воспоминания и реальность слились воедино, время остановилось. Он осмотрелся. Место выглядело совершенно так же, как и раньше: красивые цветы у ярко окрашенной входной двери, белые стены. И тот же запах!
Этот запах, который так поразил Диего, когда отец Томазо привел его сюда впервые – голодного до такой степени, что запах горячей, вкусной еды заставил его согнуться пополам от резкой боли в животе. Время исчезло: сейчас, как и двадцать лет назад, он ощутил приступ голода!
Священник, не останавливаясь, шел во двор. Диего следовал за ним. Они, должно быть, готовят сейчас обед, как раз к концу занятий.
Как же долго и с каким упорством Диего боролся против этих уроков! Набив голодное брюхо едой, он мечтал только о том, чтобы поскорее вернуться на улицу, но отец Томазо оказался непреклонен: не будешь учиться – никакого приюта, никакой еды.
И потом, сказал священник, только трусы бегут от того, чего они страшатся. А Диего боялся чернил на бумаге, и ему пришлось это выдержать – уроки и унизительную благотворительность.
Проходя мимо дверей одного класса, Диего услышал взрыв смеха – детского и взрослого; из дверей следующего донеслись звуки пения и молитвы.
Он осмотрелся. Помещение стало больше после надстройки третьего этажа и появления нескольких пристроек, да и сам участок земли, занимаемый приютом, значительно увеличился. Пока отец Томазо рассказывал, на что пошли деньги, которые присылал Диего, они дошли до строящегося лечебного корпуса.
– Это наша клиника. Она будет не только для наших детей, но и для их семей и соседей. С помощью врачей и медсестер, чью работу оплатишь тоже ты, мы сможем обеспечить им более существенное лечение. Возможно, даже уговорим их отправиться в ту прекрасную больницу, что ты построил для города.
– Скажите, отец, – проговорил Диего так же сдержанно, как и священник, – вы считаете, что мне не надо было строить в Сан-Кристо бесплатную больницу для его жителей?
– По-моему, ты должен был дать им что-нибудь от своего сердца, а не из своего бумажника, Диего! Твой кошелек очень толст... а вот твое сердце... Оно так же пусто, как у того голодного мальчишки, каким ты был.
Диего почувствовал прилив ярости. Или то было какое-то иное чувство? Он схватил отца Томазо за рукав сутаны.
– Мой бумажник оплатил все это! И еще сотню подобных мест! Я плачу за больницу для этого города и полдюжины других городов Марагуа. Я плачу за то, чтобы не вырубались наши леса, не отравлялись реки. Я плачу фермерам, чтобы они могли покупать нужные им машины. Вес моего бумажника напоминает нашему уважаемому президенту, что не всегда благоразумно прислушиваться к мнению богатой элиты, полагающей излишними школы для крестьян, которых они воспринимают только как рабов для своих плантаций.
Печальный взгляд старика остановились на лице Диего.
– Ты столького добился, мой мальчик. Весь мир принадлежит тебе. Но тогда скажи мне, почему ты так мрачен и почему смотришь на меня глазами затравленного зверя? Зачем ты вернулся, Диего? Почему решил на мгновение выбраться из своего богатого, роскошного существования?
Кровь бросилась в голову Диего. Отпустив рукав священника, он отвернулся. На его сердце лежал камень, тяжелый, как могильная плита, как бетонные плиты строящегося здания больницы.
– Когда все это будет достроено? – спросил он, махнув рукой в сторону стройки.
– Ну, – отвечал отец Томазо с прежней сухостью, – это зависит от того, сколько рабочих рук будет в нашем распоряжении. К счастью, с сегодняшнего дня у нас на одного работника больше. – Он спокойно посмотрел на стоявшего перед ним миллиардера. – Я рад, сынок, что все эти модные спортивные клубы позволяют тебе держать себя в такой хорошей форме. А теперь снимай пиджак и галстук, давай сюда свои золотые часы. Тебе скажут, что от тебя требуется.
Немного помедлив, Диего Саес сбросил свой сшитый на заказ пиджак, развязал галстук, снял часы и запонки и молча вручил все это священнику. Отец Томазо невозмутимо смотрел на своего бывшего воспитанника, но его сердце забилось с надеждой впервые с того момента, как сверкающий лимузин Диего Caeca остановился у дверей приюта и его мальчик вышел из машины с этим потерянным выражением на лице.
Глядя, как гость направляется к строящемуся зданию, священник снова спросил себя, правильно ли он поступает. Что ж, спасение никогда не бывает легким делом, и вряд ли кто-то нуждается в нем больше, чем Диего Саес. Дьявол прямо-таки скачет у него за спиной, пожирая его душу!
Диего вошел в недостроенное здание. Работавшие там дети тотчас же остановились и с любопытством уставились на него, потом один из мальчиков спросил:
– Вы наш новый помощник? Отец Томазо говорил, что вы должны приехать.
– Правда? – мрачно отозвался Диего. – Мне следовало бы догадаться.
– Вы слишком богатый, чтобы здесь работать, – проговорила одна из девочек. – У вас даже ботинки начищенные.
– Не волнуйся, они быстро запылятся. Так куда вы носите эту черепицу? – Диего поднял с пола несколько плит, готовый нести их, куда следует.
– На другую сторону дома, туда, где работают взрослые. Только смотрите не уроните. Черепица стоит дорого, – пояснил другой мальчик.
– Постараюсь поаккуратнее, – пообещал Диего.
– Вы разговариваете как мы, – сказал один из младших мальчиков.
Диего замер на месте. Сам того не заметив, он отвечал им на том языке, на котором разговаривали бедняки этого города. Он вообще не подозревал, что все еще помнит говор своего детства.
