Во время еды, однако, Димитри постарался сделать так, чтобы она чувствовала себя свободно, и отчасти преуспел в этом. Он превосходно знал историю своей страны и ее легенды и был интересным собеседником. Джоанна в школе изучала греческую мифологию и с удовольствием слушала его объяснения об источниках легенд. Ее стеснительность прошла, и она получала большое удовольствие от общения с ним.
— Мои родители живут в Дельфах, — сообщил он, подливая себе кофе. — Это в нескольких сотнях миль от Афин, но туристы ездят туда посмотреть храмы Аполлона и Афины.
Джоанна положила на руки подбородок, поставив локти на край стола. Здесь, на веранде, они были в тени. Но над диким, заросшим садом, пестрым от цветущих кустарников, солнце беспощадно жгло серебристый песок побережья.
— Греция — страна контрастов, верно? — спросила Джоанна со вздохом. — Тут так много можно увидеть, сделать, почувствовать! Время перестает иметь значение.
— Возможно, ее история столь богата, что время оказалось поглощенным вечностью, — пробормотал Димитри, не сводя глаз с ее мечтательного лица. — Во всяком случае, вы, кажется, рады, что приехали.
Джоанна осторожно взглянула на него, опасаясь, не дразнит ли он ее снова.
— Ну, конечно, я рада, что приехала, — тихо ответила она. — Стоило приехать даже только ради встречи с отцом. — Она снова вздохнула. — Если бы все было по-другому…
— Вы имеете в виду вашу мать… или свою жизнь в Англии?
— Возможно, и то и другое. Хотя и понимаю, что моя мать не перенесла бы этого климата. Но это теперь далекое прошлое, верно? Я рада приезду сюда и потому еще, что отступило постоянное сознание неотвратимости смерти. Возможно, это звучит странно, особенно если вспомнить, что мой отец тяжело болен, но ему удается заставить домашних не вспоминать об этом. Я сижу с ним… разговариваю… у нас оказалось много общего. Мы любим одних и тех же писателей и композиторов! Мы можем обсуждать книги и музыку, и современные направления в живописи. И никогда, ни разу он не позволил мне… почувствовать к себе жалость…
— Мэту не нужна ничья жалость, — заметил Димитри резко. — Вы должны бы понимать это!
— Наверное, — Джоанна задумчиво кивнула. — Ох, как мне хочется, чтобы можно было что-нибудь сделать!
— Не питайте иллюзий. — Димитри казался холодно равнодушным. Он поднялся на ноги и посмотрел на нее сверху вниз. — Хотите поехать прокатиться на машине? На Дионисии есть любопытные развалины!
Джоанна нахмурилась, поднимая на него взгляд.
— Вы не соблюдаете сиесту[5]? — спросила она удивленно.
— Неужели по моему виду похоже, что у меня может быть такая потребность?
— Нет, — покраснела она.
Он улыбнулся и, протянув руку, рывком заставил ее подняться на ноги.
— Тогда отправляемся? Или хотите сначала помыть руки? — глаза его искрились усмешкой, и Джоанна поспешила отрицательно покачать головой.
— Готова хоть сейчас, — ответила она.
— Отлично! — он отпустил ее руку и спустился по ступеням веранды. — Пошли. Моя машина стоит за домом, в тени.
Они проехали немного вдоль побережья, и Джоанна пришла в восторг от того, как отчетливо видна каждая деталь пейзажа. Даже сквозь защитные темные очки солнечный свет ослеплял, а воздух был прозрачнее хрусталя. У машины Димитри опускался верх, и скорость не давала солнцу слишком сильно нагревать неприкрытую голову Джоанны. Димитри тоже надел темные очки, перед тем как сесть за руль, хотя Джоанна и заметила, что он привык к яркому свету греческого солнца.
В конце концов, они свернули в сторону от берега и стали подниматься к холмам на другой стороне острова. Местами деревья росли так густо, что давали прохладу, а их аромат казался всепроникающим. Иногда Джоанна могла разглядеть далеко внизу мелькающее между деревьев море, синее и спокойное. Казалось, оно совершенно недвижно, хотя Джоанна знала, что волны непрерывно, одна за другой набегают на берег.
Наконец, они свернули с дороги и поехали по заросшей травой колее меж деревьев и выбрались на прогалину, где виднелись остатки колонн давно разрушившегося храма. Димитри остановил машину и Джоанна поспешно выскользнула из нее. Трава была сочной, пышной и очень мягкой под ее обутыми в сандалии ногами и, если не считать звона цикад и тихого шелеста ветерка в колоннах, было необыкновенно тихо. Димитри вышел из машины и с ленивой грацией направился к ней.
— Ну? — протянул он вопросительно. — Возможно, это не совсем Акрополь, но вокруг этих развалин та же атмосфера бессмертности.
Джоанна взглянула на него, потом быстро двинулась к руинам, поглаживая камни одной из колонн, поднимающейся на девять-десять футов над землей.
— Здесь удивительно тихо, правда? — шепотом спросила она. — Невозможно представить, что эти колонны стояли здесь тысячелетия и только время и природа одолели их.
— Человеческому уму не дано постичь беспредельность вечности, — заметил Димитри и ступил в то, что казалось входом во внутреннюю часть храма. — Время — понятие, созданное человеком. Природа не знает границ, — он сделал рукой широкий жест. — Бессмертны только боги.
Джоанна смотрела вверх, на замысловатую резьбу, дивясь тому, какую красоту можно создать простыми инструментами.
— Кому посвящен этот храм? — с интересом спросила она.
Димитри достал портсигар и закурил, прежде чем ответил.
— На островах есть много святилищ и храмов, посвященных многим богам и богиням. Этот храм на Дионисии построен в честь Геры, матери Аполлона.
Джоанна сосредоточенно молчала, медленно ступая вдоль колонн и каменных глыб между ними. Хотя сохранилось всего несколько колонн, а большинство разрушено на высоте пары футов от земли, не нужно было обладать особо богатым воображением, чтобы представить, как когда-то выглядел храм. Стоящий здесь, в укрытии деревьев, он, должно быть, впитал таинственную силу душ давно умерших и погребенных молельщиков. И она, и Димитри могли принадлежать другому времени, другому веку…
Нарушая наступившую тишину, Джоанна сказала:
— Гера… она была женой Зевса, да?
— Да, и еще его сестрой, — заметил Димитри, глубоко затягиваясь сигарой и выпуская дым к небу.
— Сестрой? — Джоанна явно была удивлена.
— Разумеется. Ты должна знать легенду, по которой Гера не желала иметь с ним ничего общего до тех пор, пока он не превратился в птицу, которую она согрела на своей груди, и Гера обнаружила коварство брата, только когда он снова стал собой и овладел ею.
Щеки Джоанны слегка порозовели.
— Сожалею, но мои знания ограничены историями из «Одиссеи», — с трудом выговорила она.
Димитри насмешливо улыбнулся.
— Такова легенда, — сухо заметил он. — Я вовсе не старался вас шокировать!
