Мы видели, как она скользнула за груду деревянных ящиков в дальнем конце двора. Спустя несколько минут снова появилась, но теперь была уже не в образе парня. Она надела длинное голубое платье с белой оборкой, а волосы распустила и расчесала.
– Ты решила больше не маскироваться? – вполголоса сказала я. – А я должна оставаться собакой?
Хара кивнула.
– Пока да.
– Гав, – огрызнулась я.
– А почему ты сменила образ? – полюбопытствовал Тоббл.
– На острове в этом плане спокойнее, – ответила она. – Это место относительной свободы, где женщины и мужчины в целом равны. По крайней мере, так было раньше.
Хара приказала Валлино стоять, и мы втроём вошли в приземистую дверь. Внешне таверна казалась достаточно тихим местом, но внутри царила невероятная суета: все столы заняты, посетители сильно шумят. Официантки пробирались сквозь толпу, разнося кувшины с элем, медовухой и сидром. Хозяин заведения, крупный лысый мужчина с круглым животом и руками в татуировках, носился вдоль стойки, раздавая указания, наливая и вытирая.
Пробираясь к барной стойке, Хара поймала на себе несколько удивлённых взглядов, возможно, потому, что в помещении было очень мало женщин. Мне это казалось ерундой по сравнению с трёхметровым феливетом, развалившимся на глубокой скамье у дальней стены. Лощёный, он увлечённо беседовал с седобородым стариком.
Я не понимала, о чём они могли говорить друг с другом.
– Элдон! – крикнула Хара бармену, но он не обратил на неё внимания, и тогда она крикнула ещё громче: – Элдон! Сюда!
Бармен обернулся, понял, кто его зовет, и широко улыбнулся.
– Хара! Сколько времени прошло! – Затем добавил уже тише: – Ты так и… зарабатываешь браконьерством?
– К сожалению, да. А ты скучаешь по тем временам?
Элдон закатил глаза.
– Тут ещё хлеще, чем в лесу.
– Надеюсь, ты сможешь мне помочь, Элдон. Нам нужна комната – мне, собаке и питомцу воббику, а ещё стойло для лошади.
Услышав слово «питомец», Тоббл немного ощетинился. Мне же было не привыкать.
– Комната? – Элдон недоумевал. – Но сейчас на всём острове ни одного свободного угла!
Хара нахмурилась.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Это из-за Церемонии Прощания – в городе сейчас в три раза больше народу, чем обычно.
– Из-за какой церемонии?
– Прощания. А ты разве не из-за неё тут?
– Элдон, объясни для начала – что за Церемония Прощания?
Элдон пожал плечами и состроил гримасу.
– Нововведение Арактик, прорицательницы Мурдано, и Учёного совета. Это наподобие похорон, только, как видишь, без скорби. – Он показал на шумную толпу.
– Похороны? – продолжала удивляться Хара. – А кто умер?
– Не кто, а что. Целый класс. Официально объявили, что даирны вымерли.
Тоббл протянул мне дрожащую лапу. Я взвизгнула, но вовремя перешла на лай.
– Это похороны целого класса, да?
На что Элдон ответил:
– Три дня пить-гулять. Ну и прощальные речи, как без этого. Но в основном…
Дальше я уже ничего не слышала.
Я пробралась сквозь толпу и выскочила во двор. Там я забилась в тёмный, заросший плющом угол. Дрожа, я задыхалась от рыданий.
Оказаться на острове именно тогда, когда все вокруг веселятся по случаю вымирания твоего класса!
До этого момента я боялась, что осталась последней. Но до конца в это не верила.
Теперь же мне ничего другого не оставалось, как поверить.
Я вытащила из сумки карту и сквозь слёзы смотрела на неё. На ней были реки и долины, равнины и горы. Был плавучий остров посреди огромного моря. Это был глупый рисунок глупого детёныша, которого всему научил глупый старый даирн.
Передо мной открылась правда.
Я последняя.
24
Единственный даирн
После того, что я узнала, я почти всё время молчала, хоть Хара и Тоббл всячески пытались меня разговорить.
Большую часть дня мы просидели во дворе в ожидании того, что Элдон всё же найдёт нам место для ночлега. Уже вечерело, когда ему, наконец, посчастливилось занять последнее оставшееся стойло в грязной конюшне совсем недалеко от таверны.
Как только мы там расположились, Элдон принёс одеяла и корзину с остатками еды: там была колбаса, ломтики хлеба, морковь, козий сыр, оливки, плоды плики и кувшин воды.
– Мне бы хотелось предложить вам что-нибудь получше, – оправдывался он, откидывая ногой грязную солому.
– Спасибо за помощь, – ответила Хара. – Всё в порядке.
Элдон наклонился и погладил меня по грязной голове.
– Хороший пёсик. Ему бы ополоснуться. – Он выпрямился. – Останетесь до конца церемонии?
Хара взглянула на меня.
– Нет, мне завтра надо по делам в Академию, и потом мы сразу уедем.
– Прости ещё раз, что не могу сделать для вас большего.
– Ты и так много сделал, Элдон. Я очень тебе благодарна.
– Обращайся в любое время, – уходя, сказал он.
Хара разложила еду, которую принёс Элдон.
– Бикс, – умоляющим голосом обратилась она ко мне. – Ты весь день ничего не ела. Съешь хотя бы немного мяса.
Тоббл погладил меня по плечу.
– Пожалуйста, поешь. Тебе надо поесть.
– Зачем? – спросила я. – Зачем мне есть, Тоббл?
– Затем… затем, чтобы у тебя были силы.
– Я – единственный даирн на всём белом свете. Зачем мне силы? Зачем мне вообще жить?
– Мне кажется, – тихим голосом отвечал Тоббл, – что когда ты уникальный и таких, как ты, больше нет, тогда ты ещё больше нужен миру.
– У папы была поговорка, – еле проговорила я дрожащим голосом. – У него их много было. Но одну мы с моими сёстрами и братьями слышали от него чаще всего: одинокий даирн – не даирн.
Тоббл наклонил голову.
– Кажется, я не совсем понял.
– Это означает, – попыталась объяснить Хара, кладя рядом со мной кусочки ветчины и сыра, – что, если рядом нет даирнов, Бикс не чувствует, что для неё в этом мире есть место.
– Это значит, – поправила я, – что для нас семья – это всё. И без неё я ничто.
Хара протянула Тобблу морковки. Одну он вернул.
– Отдай Валлино.
– Ты уверен? Элдон раздобыл для него сено и немного зерна.
– Йаувере, – с набитым морковью ртом ответил Тоббл.
Валлино схрумкал морковь и благодарно заржал.
