(Я сегодня звонила матери… она плохо себя чувствовала… меня похвалил злобный препод…)
Сегодня на занятии преподаватель спросил нас, может ли человек умереть от разбитого сердца. Это было серьезно. Он, кстати, дьявол. Моя идея ада — быть запертой в комнате вдалеке от тебя, но быть в состоянии видеть тебя и вдыхать тебя. Заткнись, заткнись, говорю я себе снова и снова. Если б я была преподшей, я б тебе сказала: «Чтобы сдать, ты должен лечь со мной в кровать и полюбить меня». Я должна выучиться писать Ему более лаконичные записки. Боюсь дышать. Иногда я думаю, что закричу. Мэри, говорю я себе, завтра решающий день. О чем ты думаешь? О ком ты думаешь? Обо мне? Одной? Кто видел тебя обнаженной, думаю я про себя. Тот, другой, с кем ты переспала и кого любила. Сколько сигарет ты скурила — и такое случается. Две сегодня? Правда? Крибле-крабле-бумс. Песня для бедной Мэри. Никто меня не любит. Все ненавидят меня. Пойду, пожалуй, наемся червячков. О! Возьми! Же! Меня!
////Сейчас я на занятиях, до конца осталось всего сорок минут. Я думаю, меня сейчас стошнит. Я должна увидеть Тебя. Яне нахожу себе места, спокойно говорю я себе, потому что хочу стонать и изгибаться под Тобой и хочу подойти и поцеловать Тебя в губы и притянуть тебя к себе и сказать: «Люблю люблю люблю», раздеваясь, потому что мы уже начинаем заниматься сексом. Я хочу прибить уродливых девчонок, которые сидят рядом с тобой в «Пабе», но не могу. Я слышу песню Bread, и вдруг появляешься ты. Кто-то подошел ко мне и сказал: «Раскрой свою карму, раскрой свою карму», — и я подумала о тебе. Наверное, я могла бы уехать куда-нибудь. Поехать отдохнуть… куда? Сконцентрироваться… на чем? Вокзал? Анал? Я видела, как бродит эта парочка, и они выглядели очень несчастными, а я хочу прикоснуться к тебе. Я хочу, чтобы ты прикоснулся к ним. Тебе нравятся эти скучные, наивные, робкие, сметливые девушки ? Я тут недавно заглянула в одну комнату и увидела плакат: «Когда дерутся две гремучие змеи, это происходит строго по правилам. Ни одна из них не пользуется ядовитым зубом, цель состоит в том, чтобы прижать голову противника к земле и продержать ее там несколько секунд, обозначив таким образом свое превосходство. Затем хватка ослабевает и проигравшая змея удаляется». Кто может улыбкой заставить мир вертеться? Кто может взять никчемный день и сделать его стоящим ? Так это же ты, девушка, и пора бы тебе уже об этом знать, ты демонстрируешь это каждым мимолетным взглядом, каждым движением. Любовь вездесуща, притворяться ни к чему, ты можешь получить все, что захочешь, так возьми же сама, ты будешь… Иногда я ненавижу Его. Завтра вечером.////
Пол
Мы лежали в моей кровати, потому что французишка вернулся. Шон облокотился о стену и попросил меня передать ему лежавшие на полу сигареты. Я прикурил и передал пачку Шону.
— Что случилось? — спросил он. — Нет. Сейчас я отгадаю. Пол в напряжении, верно?
— Десять очков Шону.
Он поднялся с отвращением на лице и натянул семейные трусы.
— Почему ты ходишь в семейных трусах? — спросил я.
Он ничего не ответил и продолжил одеваться, изо рта свисала сигарета.
— Нет, я ведь правда никогда не замечал этого раньше, но ты же ходишь в семейках!
Он натянул футболку, а потом завязал свои забрызганные краской ботинки. Почему они краской-то у него забрызганы? Он что, пальцем рисовал, что ли?
— У тебя что — несколько пар разных цветов? Есть розовато-лиловые? А может, апельсиново-оранжевые?
Он оделся и сел в кресло рядом с кроватью.
— Или только цвета серого асфальта?
Он лишь вытаращился на меня, сообразив, что я веду себя по-идиотски.
— Я был знаком с парнем по имени Тони Делана в девятом классе, он носил семейные трусы.
— Сенсационная новость, Дентон, — сказал он.
— Да?
— Так, значит, ты не хочешь ехать в Бостон завтра, в этом дело? — спросил он.
— У тебя уже двадцать очков.
Я бросил сигарету в пустую пивную бутылку, стоявшую на ночном столике, и встряхнул ее.
Шон только лишь посмотрел на меня и произнес:
— Не так уж ты мне и нравишься. Не знаю, почему я здесь.
— Ничем не могу помочь, — говорю я, поднимаясь и надевая халат. Я принюхался к халату. — Надо его постирать.
Я просканировал комнату на предмет выпивки, но было уже поздно, и мы разделались со всем пивом. Я потянулся через него и поднес бутылку к свету посмотреть, не осталось ли чего. Ничего.
— «Приоденься и присунь» пропустишь, — сказал он низким угрожающим голосом.
— Знаю.
Я пытался не паниковать.
— А ты пойдешь? — в конце концов спросил я.
— Естественно. — Он пожал плечами и передвинулся к зеркалу, не поднимаясь из кресла.
— Что наденешь? — спросил я.
— Что обычно, — ответил он, уставившись в свое отражение.
Самовлюбленный сучонок.
— Да неужто?
Я оглядел комнату. Не знаю, чего я искал. Хотелось выпить. Я подошел к проигрывателю, осмотрел его.
Рядом с колонкой было полбутылки «Бекса». Я присел обратно на кровать. Он поднялся.
— Я пойду.
— Куда? — спросил я и небрежно хлебнул. Пиво было теплым и выдохшимся, я скорчил гримасу, но все равно выпил.
— Позанимаюсь в ночном зале, — ответил он. Самовлюбленный бздунишка.
Он пошел к двери, и тут я заорал:
— Я не хочу ехать в Бостон на выходные! Не хочу видеть свою мать. Не хочу видеть Джаредов, — (хотя, наверное, мне хотелось увидеться с Ричардом), — и Ричарда из «Сары Лоренс» не хочу видеть, — (это в надежде вызвать у него ревность), — и… — Я умолк.
Он стоял молча.
— И еще я не хочу оставлять тебя здесь… Потому что я не доверяю тебе, но этого я не стал
говорить.
— Я пошел, — произнес он. Открыл дверь и оглянулся. — Я подброшу тебя завтра до автовокзала. Во сколько автобус?
— В одиннадцать тридцать, кажется.
Я глотнул еще пива и закашлялся. Вкус был отвратительный.
— О’кей, подтягивайся к мотоциклу в одиннадцать, — сказал он, выходя.
— В одиннадцать.
Он закрыл дверь, и слышно было, как эхо от его шагов гуляет по коридору.
— Спасибо, Шон.
Я начал собираться, гадая о том, как теперь выглядит Ричард, пытаясь вспомнить, когда видел его в последний раз.
Шон
Кто-то заходит в «Паб», ищет кого-то, не находит и уходит, за ними закрывается дверь. Лорен Хайнд — совершенной красотки, которая оставляла записки у меня в ящике, среди них не было, и в «Паб» сегодня вечером я пришел только затем, чтобы встретиться с ней лицом к лицу. В прошлую субботу, в общем корпусе, я видел, как она опускает записку. Я и поверить не мог. Я был в таком шоке, что это оказался кто-то симпатичный, что вся прошлая неделя прошла как будто в дурмане. Сейчас я за столом с четырьмя, или пятью, или шестью ребятами, типа слушаю их отмороженный разговор, ищу глазами эту девчонку. Все говорят о том, что нового в скульптурной мастерской — о преподавателях по скульптуре, вечеринках, о последней скульптуре Тони, хотя и понятия не имеют, что она «выражает». Мне Тони сказал, что подразумевал стальную вагину, но никто из этих идиотов не догоняет.
