И вот явилась прекрасная женщина в небесном платье и с короной на голове. Наклонилась над больным и поцеловала его. Потом в луче месяца она улетела в небо и унесла его душу, — кончил Миллер.
— А чем объяснил смерть деревенский доктор? — спросил Гарри.
— Доктора, мистер, и не было. Его и не звали. Я уже вам докладывал, что у них страшная бедность. Недавно они погорели и теперь ютятся, как попало.
— Смит, завтра вы позаботитесь о вдове, а на сегодня довольно, — решил Гарри.
Потом он откланялся гостям и друзьям и пошел со Смитом работать в кабинет. Он даже отказался от ужина, прося доктора занять председательское место.
Ужин прошел вяло, несмотря на шутки и анекдоты доктора. Сказывалось отсутствие хозяина.
Чтения тоже не было. От пунша отказались и рано разошлись по своим спальням.
XVII
К утреннему кофе Райт вышел последним. Он был страшно зол, и губы его нервно подергивались.
Подойдя к столу, вместо обычного поклона он бросил на пол большую пунцовую розу и, наступив на нее, сказал:
— Господа, я не женщина, и бросать мне розы в окно по меньшей мере глупо. Считаю это себе оскорблением и на будущий раз отвечу острием моей шпаги.
Все удивленно смотрели на Райта и переглядывались между собою.
Хорошо вышколенный лакей быстро подобрал бедную растоптанную розу.
— Откуда он ее взял, в саду нет таких, — сказал он, показывая розу камердинеру Сабо.
— На горе в замке уже есть, вчера привезли, — заметил Миллер.
День тянулся скучно и бесконечно.
Вечером в столовую собралось все оставшееся общество, оно сильно убавилось. Все хмурились.
Хозяин, желая развлечь гостей, да и сам отдохнуть от пережитых неприятностей, попросил Карла Ивановича дочитать письма.
Карл Иванович заметно поколебался, замялся, хотел что-то сказать, но потом махнул рукой и надел очки.
— Итак, я начинаю, — сказал он.
ПИСЬМО СЕМНАДЦАТОЕ
Альф, между моим последним письмом и сегодняшним прошли только сутки, но в эти сутки я пережил целую жизнь, и она сломала во мне все светлое и дорогое. Личное счастье погибло. А Рита? Чем же она виновата? Нет, с камнем на душе я должен если не быть, то казаться счастливым! Это для Риты.
Но слушай по порядку.
Поручив Риту заботам кормилицы и кузин, сделав распоряжение по хозяйству, я отправился в город искать старого доктора.
Искать, собственно, мне не пришлось, так как в гостинице, где я остановился, на первый же мой вопрос ответили, что знают, и указали его адрес.
— Только напрасно вы к нему поедете, — прибавил коридорный, — доктор давно никого не лечит, да и редко кого пускает к себе.
Он чудной. Позвольте, сударь, я лучше проведу вас к другому доктору — Фришу. Он отличный доктор и стоит в нашей гостинице.
Я поблагодарил и отказался от Фриша…
— А почему вы зовете старика чудным? — поинтересовался я.
— Да как же, сударь, все его так зовут. Говорят, он не в своем уме.
Я отправился.
Извозчик свез меня на окраину города, к небольшому деревянному дому. Во дворе меня встретила пожилая женщина и угрюмо сказала, что доктор не лечит и никого не принимает.
Проводите меня к нему, сказал я, и «золотой» пропуск был в ее руке.
Меня тотчас же провели в сени, а затем и в комнаты.
Первая комната ничего из себя не представляла, самая обыденная, мещанская обстановка. Но зато следующая была совершенно иного характера.
Это какой-то кабинет алхимика или ученого: темные шкафы, полные книг, банки, реторты, несколько чучел и в конце концов человеческий скелет.
У окна в большом кресле сидел старик. В первую минуту я думал, что ошибся и попал не по адресу. Так трудно было узнать в высохшем, худом человеке когда-то полного и веселого доктора. Он был совершенно лыс и в огромных очках.
Если я, зная к кому иду, с трудом уловил знакомые черты, то он, конечно, совершенно меня не узнал.
— Что вам нужно? Я не практикую, — сказал он резко, вставая с кресла.
Я назвал себя.
Минуту он стоял неподвижно, точно не понимая меня, потом странно вытянул шею и спросил — голос его дрожал:
— Кто вы?
Я повторил.
Альф, нужно было видеть его ужас, он побелел, как бумага, очки упали на пол, и он этого даже не заметил. Протянув вперед руки, точно защищаясь, он бормотал:
— Нет, не может быть! — ноги его тряслись, и, не выдержав, он со стоном сел в кресло.
Я подал ему стакан воды и, взяв за руку, стал говорить.
— Доктор, милый доктор, разве вы забыли своего любимца, маленького Карло, я старался припомнить из детства разные мелочи, его шутки, подарки…
Понемногу старик успокоился и начал улыбаться:
— Так это в самом деле ты, Карло, ты живой и здоровый. Как же ты вырос и какой красавец. Эх, не судил Бог моему другу, твоему отцу, и полюбоваться тобой.
— Да, доктор с семи лет я был лишен и отца, и матери, а почему, и до сих пор не знаю.
Старик как-то отодвинулся от меня и замолчал.
— Зачем и надолго ли ты приехал в наш город?
— Приехал я сегодня, а сколько проживу, зависит от вас, доктор. Если вы согласитесь на мою просьбу, то завтра же утром мы выедем в замок.
Старик снова весь затрясся:
— Что, ехать в замок, в твой родовой замок, зачем? Что тебе в нем? — закричал он сердито.
— Как зачем? Вот уже два месяца, как я живу в нем, — смеясь, заявил я.
— Ты в замке, рядом, два месяца, — бормотал он. Зубы, т.е. нижняя челюсть старика, дрожали.
— Ты жив, здоров, совершенно здоров. Поклянись Божьей Матерью, что ты говоришь правду, — и он повелительно указал на угол.
Весь угол был занят образами, большими и маленькими; перед ними горела лампада, стоял аналой с открытой книгой. Войдя в комнату, я не заметил этого угла, и теперь он поразил меня диссонансом: лампада и человеческий скелет!
— Клянись, говорю тебе, крестись! — настаивал грозно старик.
Думая, что имею дело с сумасшедшим, и не желая его сердить, я перекрестился и сказал торжественно.
— Клянусь Божьей Матерью, я жив и вполне здоров.
Старик заплакал, вернее, как-то захныкал и, вытаскивая из кармана огромный платок, все повторял:
— Зачем ты приехал, зачем ты приехал? Чего ты хочешь?
Когда он совершенно успокоился, я ему рассказал, что с детства скучал по родине, но не смел ослушаться приказания отца и жил в чужих краях. Внезапная смерть отца сняла с меня запрет, и я явился поклониться гробам отца и матери, и представьте, доктор, я не нашел их в склепе, — закончил я.
