даст повод всем повторно посмеяться, а ему лично придраться к любому пустяку, он сощурился, отлично уловив жест Рудольфа уйти отсюда. Он, как краб свою добычу, прочно держал Рудольфа в незримых клешнях.
По видимости Франк соскучился в своём благостном затворничестве по Рудольфу, не врагу, конечно, но оппоненту. Он искал повод для словесной дуэли, не имея намерения портить всем праздник, но желая его подпортить Рудольфу. Откуда-то он был осведомлён о недавней прогулке Рудольфа и Нэи именно в «Ночную Лиану». Скорее всего, Нэя приходила к нему для планового осмотра и что-то могла рассказать. Не всё, но достаточно, чтобы доктор догадался о недолжном поведении той, кто готовилась к будущему материнству. Он выявил в её крови наличие остаточного присутствия «Мать Воды». При мысли об этом у Рудольфа не прибавилось веселья. Как он сам-то не позаботился об очищении крови Нэи? Да как? Если она удрала, махнув помятой юбкой, да так и не вернулась с того самого утра. И он тоже хорош, разыграл ответную обиду и не пришёл к ней сам. Никакой обиды не было, а был сложный комплекс вины перед ней, анализировать который не хотелось.
Парни захлопали в ладоши, приглашая шефа выступить. Он опустил голову, не от задумчивости, а от досады на старика с его пригашенной «сладко-токсичной» ухмылкой. Повод у Франка для очередного осуждения был, а вот признавать за ним роль всеобщего отца-исповедника не хотелось.
— Тосты? Да я не умею их произносить.
— Тут все свои, можно сказать, родственники. Даже роднее мы друг другу, чем бывают родственники, — давил доктор. — Что скажешь, то и ладно. Традиции надо чтить.
И все как подсолнухи к солнцу повернули свои головы к Рудольфу. Ожидали, как дети и ожидают, невесть каких радостей от старших у нарядной ёлки. Уйти было уже невозможно.
— Где и кем родиться, мы не выбираем, хотя эзотерики и уверяют в обратном, да я не эзотерик. Вот если только доктор что расскажет о тайнах астрологии и прочей такой магии, он в этой сфере человек продвинутый, как во многих других отраслях точных, а также таинственных магических наук. Зачастую мы не всегда выбираем и своих жизненных путей, с чем согласятся многие из ребят у нас в подземном городе. В отличие от большинства обитателей благоденствующей Земли. Но уж точно мы выбираем себе любимую, если повезет встретить её на своём пути. И друзей мы тоже выбираем. Друзья, за ваше будущее счастье! А вы все мне не только дети, но и близкие друзья и соратники.
— Весьма пессимистичный тост, — отреагировал доктор. — Что значит, мы не выбираем своих жизненных путей?
— Разве мы с Олегом сами выбрали тот трагический излом своего пути сюда? — вдруг отозвался Антон. — Но он случился. Я не выбирал себе дороги, приведшей меня в трольскую тюрьму… — он осёкся, поняв, что не за праздничным столом вести диспут на такую вот тему. — За друзей и за любимых! — повторил он за Рудольфом. — Друзья тут есть у всех, а любимые уж точно будут.
— Молодец! — похвалил его Франк, поощряя ласковой улыбкой, поскольку заметил ухмылку одного из парней. И добавил, — Будут у тех, у кого в том необходимость души имеется. А кому не надо, у того и не будет того, к чему устремлений нет. Любви…
— Мало ли о чём человек мечтает, — оскалился в ответ Глеб Сурепин, пшенично светлый парень, отчего его волосы казались искусственно осветлёнными. Прибыв сюда с характеристикой злостного штрафника, он на удивление быстро исправился. Проявлял дисциплинированность и уважение к старшему контингенту, дружелюбие и всегда уместную активность, так что пёр по условной карьерной лестнице в подземном городе настолько быстро, что уже имел допуск за пределы ЦЭССЭИ. Веснушки он при помощи доктора Франка свёл, не потому, что они ему как-то особенно досаждали, а чтобы не привлекать к себе повышенного внимания местных людей. Для чего и волосы стриг предельно коротко. Вроде как, дефект волос. Так обычно воспринимали всех коротко-остриженных. Ибо хорошим волосом всяк тут гордился.
Сурепин, как и обычно, мило шутил за праздничным столом, но настроение его точно праздничным не было, — Если бы все мечты нам дедушка в мешке притащил, так тут возникла бы Земля-2. Я вот по маме скучаю. А девчонки? Чего о них мечтать? Девчонки настоящими друзьями не бывают. Женщины, если они командуют, то ты подкаблучник, и она пытается всунуть в тебя свои представления, мысли и суждения обо всём. А если ты задаёшь тон в отношениях, то ты архаичный деспот в их мнении, угнетатель женских свобод. Равноправие полов — миф, социальная иллюзия. Как и дружба между мужчиной и женщиной. Люди в Паралее намного честнее нас в этом отношении, когда они чётко дают женщине понять, где её природное место и какова её роль в жизни. Они ей открыто говорят: Ты не созидатель, не мыслитель, не шахтёр и не добытчик ценного сырья. Так что рожай себе и держи на своих плечах домашний уют и опеку над детишками. Не хочешь? Так пожалуйста! Будь этой… как её? Гетерой!
Все сидящие за столом переглянулись, но одёргивать самонадеянного защитника местного Домостроя, никто не захотел.
— А что? Красивые они тут, ладненькие, губы пухлые, ступни маленькие, сами подвижные и хрупкие. Наряды такие… умилительно-пёстрые, так что глаз не оторвать. На такую милашку одно удовольствие заслуженный отдых потратить…
— Имел такой опыт? — осведомился Рудольф, прищурившись на младшего коллегу, видимо, раздумывая, как ввести его в разумные рамки застольной беседы, да ещё и праздничной.
— В смысле личный? Нет. Куда ж мне с вышестоящими управленцами тягаться…
— И кто ж тут по гетерам-то ходок? — спросил Рудольф.
— Да вот Арсений Тимурович из наземного сектора, потом наш хирург, молодой коллега доктора Штерна…
— Заткнись уже, стукач! — не выдержал Антон.
— Да и вы, шеф, на подобном дорогостоящем отдыхе не экономите… — бледнея от собственной дерзости, Сурепин уставился на Рудольфа, словно бы напрашиваясь на оплеуху.
— Гетеры это из области твоих подростковых сексуальных фантазий, — добродушно ответил тот, кто и за меньшую дерзость мог отослать его на самый отдалённый объект в горах, — Здесь поблизости они точно не обитают.
— Где-то прочитал, что дружба между мужчиной и женщиной всего лишь несостоявшаяся по той или иной причине любовь, — тихо вставил Артур, желая увода темы в другое русло, но все услышали.
— Любовь? — переспросил Сурепин, от которого прежде подобной склонности к диспутам никто и не замечал, — Это что такое? Всего лишь самоограничение как личный выбор человека. Можно на многих женщин свои устремления направлять, тратить данный потенциал, тогда возникает череда
