же — если не украдут что, так накосячат или напакостят.
Приходится, даже самому варить самые ответственные детали электросваркой!
Поэтому мне нужны знающие и мотивированные чем-то помощники.
Самое «узкое» место в моём плане прогрессорства — именно электросварка. Я могу так или иначе, найти на просторах Руси практически любую профессию — кроме электросварщика. Причём, мне не простой работяга нужен, могущий «насрав» — соединить вместе две рифлёные арматурины, но тот — кто сможет воплотить в жизнь мои многочисленные «послезнайские» задумки по этой технологии.
А это уже уровень не просто инженера — а учёного!
Случай с Макаренко надоумил меня посмотреть в том же направлении и, я написал довольно пространное письмо Евгению Оскаровичу Патону с приглашением возглавить Ульяновскую лабораторию электросварки, а затем — соответствующий Научно-Исследовательский Институт. Рассказал про все свои успехи на этом поприще, поделился некоторыми далеко идущими планами, приложил фотографии. Естественно, несколько приврал и наобещал с три короба.
Как без этого?
Навряд ли, думаю, ему сейчас в Киеве особенно хлебосольно приходится — должен обязательно «клюнуть»…
Но, эта мысль меня осенит гораздо позже — почти перед самым Новым — 1924 годом.
* * *
Часто ездя к Макаренко по всевозможным делам по бытовому обустройству ВТК и разруливая уже несколько раз возникшие конфликты колонистов с местным населением, я доломал анисимовский «Бразье», что называется — «в хлам». Застрявшего в глубокой осенней грязи «француза» пришлось притащить в Ульяновск трактором и, затем отдать в недавно созданную автошколу — «на забаву» подрастающему поколению шоферов. Больше ни на что — кроме как наглядного пособия, эта куча железа уже не годилась…
Естественно, Фролу Изотовичу это ужасно не понравилось!
— Товарищ Свешников! Где хочешь, там и достань мне другую «точилу» — у тебя месяц сроку.
«Местные», с лёту подхватывают мои иновремённые «словечки» — как организм с ослабленным иммунитетом, грипп. Он не закончил мысль — но во всём его грозном облике ясно читалось: «потом у тебя начнутся неприятности».
— Что, Серафим, — спросил присутствующий при этом Мишка, — вспомним былое и снова угоним «мотор»?
Печально качаю головой:
— Эх, Миша, Миша… Каким ты был, таким ты — несмотря ни на что и, остался! Нет, воровать и угонять ничего не будем — мы с тобой уже перешли на следующий уровень развития.
Задумался… Что-то мне уже самому надоело, чуть что надо — клянчить «колёса» у местной Советской власти.
Нужны свои.
С другой стороны, будь у меня своя машина — у меня её будет клянчить Кац… И, ведь не откажешь ведь — я с ним по обоим лагерям и, ещё по кое-каким делам — крепко повязан.
Значит, что?
Нужно три автомобиля, благо — уже есть кому их ремонтировать: кроме наших юных автомехаников из автошколы, в лагере сидит за езду в нетрезвом виде — приведшую к человеческим жертвам, шофёр с ещё довоенным стажем.
Здесь, простых как «у нас» водил нет: каждый шофёр — практически инженер-автомеханик, могущий не только ездить — но и ремонтировать. Наш «сиделец», кроме того мог довольно рассказать — как эти оба дела делается, за что и был назначен моим помощником по гаражному хозяйству и заодно — директором автошколы. То, что на оба рабочих места его приводили под конвоем — никого из ульяновцев не напрягало.
Других нет!
По этому поводу кое-что вовремя вспомнилось и, сбегав домой посидеть за компьютером, я сказал Мишке:
— Через три дня едем в Нижний. Ты, я и Домовёнок.
Если кто забыл, то напомню: ещё одним способом обогатиться за счёт государства в эпоху НЭПа, была реализация так называемых «неликвидных фондов».
Что это такое?
Все конфискованное у буржуазии и не уничтоженное во времена Военного коммунизма добро, в последующие годы — осталось лежать «кучей» слабо учтённых неликвидных фондов на государственных предприятиях.
Время от времени, ВСНХ предписал усиленно реализовать эти самых «неликвидные фонды» населению, чтобы увеличить этим путём оборотные средства предприятий. Таких «предписаний» было за весь период НЭПа несколько. Естественно, коррумпированные советские чиновники не упускали удобного случая и, по сговору продавали частникам всё подряд!
Самое крупное разбазаривание госимущества будет в 1925 году (к Ксаверу обязательно поступит инфа к тому времени) — но и в этом году добра на сторону уйдёт немало.
Почему?
Кажется, я уже говорил — осенью 1923 года в экономике страны возникло явление, которое Троцкий метко окрестил «ножницы цен». Цены на промтовары повысились как бы не в три раза — а на сельхозпродукты остались почитай прежними. В результате крестьяне стали отказываться продавать хлеб и стране стал грозить новый голод.
Советское правительство, ища пути выхода их этого тупика, резко начало уменьшить затраты в секторе промышленного производства — сокращая штат сотрудников, оптимизируя сам производственный процесс, контролируя рост заработной платы в промсекторе и уменьшая роль посредников с помощью создания большой сети потребительской кооперации.
Однако, эти меры «долгоиграющие» и мгновенного эффекта дать не могли. И тогда «сверху» поступила команда о ликвидации «неликвидных фондов».
Приехав, я поселил ребят на своей квартире и, сразу к Ксаверу… Раскуроченное оборудование для лаборатории профессора Чижевского, он мне восстановил в полной мере и, наши — охладевшие было отношения, вновь стали «тёплыми» и партнёрскими.
То, да сё — сперва разумеется…
Затем, он вскользь и общем, проинформировал меня об реализации моей «инфы» — про те самые «ножницы цен», что я слил ему ещё весной и подогнал очередной транш за неё.
С невозмутимой физиономией и ликованием в душе, спрятав чек на предъявителя в портмоне, я сказал:
— Ксавер, тут вот ещё одна инфа — «в довесок», так сказать…
Далее, я ему: так мол и так — намечается такое-то и такое «мероприятие», а за «инфу» — с тебя требуется три легковых автомобиля… Один себе и два для любимых начальников.
Тот, даже долго не раздумывая:
— Раз требуются, значит — считай, что они у тебя уже есть.
Конечно, у нас далеко не столица и выбор был не особенно велик!
И дело вовсе не в «ассортименте» — количество моделей автомобилей (естественно — импортных) в дореволюционной России, зашкаливало за несколько сот. Важно было выбрать не просто машину «на ходу» — но и как можно более ремонтнопригодную, на которую можно было без особого труда найти запчасти.
Исходя из этого, Анисимова я решил «осчастливить» также «французом» — штабным «Renault» 1917 года с открытым пятиместным кузовом, в котором ещё сохранился раскладной столик для карт и даже
