Медленно, осторожно Уэст шел по посадочной полосе. Поверхность была гладкой, настолько гладкой, что его специальные ботинки оставляли на ней небольшие царапины.
На скалистой возвышенности находилась лаборатория, но Уэст обернулся и посмотрел куда-то в космос, словно хотел получить последнее напутствие от того, кого он хорошо знал.
— Земля, — произнес он. — Земля, слышишь ли ты меня сейчас? Тебе больше не нужно меня бояться и можешь не волноваться, я не вернусь. Но придет день, когда появятся другие, такие же, как я. И может быть, они уже существуют. Ведь невозможно распознать мутанта ни по тому, как он расчесывает волосы, ни по тому, как он ходит или говорит. У него нет рогов, нет хвоста или какой-нибудь отметины на лбу. Но когда он будет обнаружен, за ним необходимо тщательно наблюдать, шпионить, проверять его и перепроверять. И следует найти такое место, куда его можно было бы поместить, чтобы остальные оказались в безопасности от любых его действий… но он ничего не должен знать. Его будут судить, огласят приговор и отправят в изгнание, даже не сообщая ему об этом. Как пытались поступить со мной.
— Но, — продолжал Уэст, обращаясь к Земле, — мне не понравилось ваше изгнание, так что я выбрал свое собственное. Понимаете, я все знал. Я знал, когда вы начали наблюдать за мной, о проверках и совещаниях и плане действий, и иногда я едва мог удержаться, чтобы не рассмеяться прямо вам в лицо.
Он долго стоял и глядел в космос, туда, где в темноте вращалась Земля вокруг похожего на звезду Солнца.
— Горько? — спросил он себя. И ответил: — Нет, не горько. Точно не горько.
Уэст продолжил разговор с Землей:
— Вы должны понять, что человек — прежде всего человек, а потом уже мутант. Он — не монстр, только потому что он мутант… он просто немного другой. Он человек, такой же как вы, и, возможно, даже в большей степени человек, чем вы. Потому что человеческая раса сегодня — это история долгой мутации… людей, которые немного отличались от остальных, тех, кто думал немного глубже, кто чувствовал острее сострадание, тех, кто обладал такими чертами личности, которые были более присущи человеку. И они оставили более четкое мышление и более глубокое сострадание сыновьям и дочерям, которые передали эти качества своим детям, возможно не всем, но некоторым из них. Так человеческая раса выросла из дикости, так появилось представление о человеке.
«Возможно, — думал он, — мой отец был мутантом — мутантом, которого никто не подозревал в этом. Или им была моя мать. И никого из них не заподозрили. Поскольку мой отец был фермером, его мутация повлияла на улучшение зерновых культур, благодаря правильной оценке состояния почвы или технологии выращивания растений. Кого интересовало, что он был мутантом? Он просто был лучшим фермером, чем его соседи. И если ночью, когда он читал потрепанные книги, которые стояли на полке в столовой, и понимал изложенные в них идеи лучше, чем большинство других людей, разве это было основанием для подозрения?»
— Но я, я был замечен, — сказал Уэст. — Это преступление для мутанта — быть замеченным. Похоже на историю со спартанским мальчиком, для которого похищение лисы вовсе не являлось преступлением, но крики, когда лиса вырвала его кишки, были настоящим преступлением.
«Я слишком быстро пошел в гору, — подумал он, — Я слишком сильно сократил бюрократию. Я слишком хорошо все понимал. А в правительстве вы не можете ни чересчур быстро подниматься по карьерной лестнице, ни сокращать бюрократический аппарат, ни понимать слишком хорошо, что происходит в стране. Вы должны быть столь же посредственны, как и ваши коллеги. Вы не можете показать на проект двигателя ракеты и заявить: “Здесь есть проблема”, когда люди, обязанные лучше в этом разбираться, чем вы, не могут увидеть проблему. И вы не можете придумать такую систему производства, которая будет создавать два ракетных двигателя по цене одного и за более короткое время. Потому что здесь дело не только в слишком большой эффективности; это откровенное кощунство.
Но то, что вам делать нельзя ни в коем случае, — подняться на открытом собрании политических деятелей и заявить, что генная инженерия не преступление само по себе… что преступлением является ее использование во вред человечеству. Или сказать, что мир был бы богаче, если бы использовал мутантов, вместо того чтобы их бояться.
Разумеется, если бы кто-то знал, что он мутант, он не стал бы говорить нечто подобное. И мутант, понимая, что он мутант, никогда не указал бы на неисправность в двигателе ракеты. Потому что мутант должен держать язык за зубами, должен изображать из себя среднестатистического человека, посредственность и, наконец, достигнуть всего, чего он желает, с помощью сознательного обмана и притворства.
Если б я только знал, если б я вовремя понял это. Я мог бы дурачить их, так же как многие другие, надеюсь, все еще дурачат их даже сейчас».
Но теперь он знал, что было уже слишком поздно — слишком поздно, чтобы вернуться к жизни, от которой он отказался, вернуться и смириться с тем, что он попал в капкан, созданный для него… Капкан, который удерживал бы его и где он чувствовал бы себя в безопасности. А человеческая раса была бы в безопасности от него.
Обернувшись, Уэст обнаружил тропинку, которая вела по склону горы к лаборатории.
Неповоротливая человеческая фигура вышла из тени и окликнула его:
— Ну и куда, как вы думаете, вы направляетесь?
Уэст остановился.
— Просто иду, — сказал он. — Ищу своего друга. По имени Невин.
Он чувствовал, что в кармане его скафандра беспокойно шевелилась Аннабель. Что, если она простудилась?
— Невин? — спросил мужчина, в его голосе почувствовался холодок тревоги, — Что вам надо от Невина?
— У него есть картины, — ответил Уэст.
Голос мужчины стал вкрадчивым и как будто таил в себе угрозу.
— Что вы знаете о Невине и его живописи?
— Немного, — сказал Уэст, — Именно поэтому я здесь. Хотелось бы поговорить с ним об этом.
Аннабель сделала кувырок в застегнутом кармане Уэста, глаза мужчины поймали это движение.
— Что это у вас там? — спросил он с подозрением.
— Аннабель, — ответил Уэст, — Она, гм… в общем, она чем-то похожа на гладкошерстную крысу, с лицом почти как у человека, вот только ее рот вовсе не похож на человеческий.
— Не продолжайте. Откуда вы ее взяли?
— Нашел, — ответил Уэст.
Мужчина издал смешок.
— Так, значит, вы ее нашли, а? Можно себе представить.
Он подошел к Уэсту и взял его под руку.
— Возможно, нам будет о чем поговорить, — сказал он. — Мы должны сравнить наши записи.
Вместе они поднимались по склону горы, и рука мужчины, одетая в перчатку, сжимала локоть Уэста.
— Вы — Лэнгдон, — осмелился спросить Уэст намеренно безразличным тоном.
